Veronika Smirnova - Луиза (СИ)

Он ужасно не любил рано вставать. Младшая сестра Настя это знала и будила его из вредности. Вот и сегодня он проснулся оттого, что ему щекотали нос одуванчиком.

— Вить! Вставай.

«Апчхи!» — он сел в постели. Настька залилась смехом.

— Чеши к себе, а то сейчас родители проснутся, — вместо «доброго утра» сердито сказал ей Витька.

Девочка проворно скатала свою постель и ускакала, шлёпая босыми пятками по грязному полу. Она боялась темноты, боялась до крика, но родители не разрешали детям спать в одной комнате, потому что это неприлично, и Настька каждую ночь, дождавшись, пока мама с папой уснут, на цыпочках пробиралась в комнату брата и дрыхла на диванчике. Пару раз её застукали и оба раза долго ругали, но упрямая, точнее, трусливая Настька продолжала делать по-своему — даже научилась просыпаться раньше всех, чтобы вовремя удрать.

Он снова улёгся и попытался вспомнить, что снилось, но сон исчез без следа. Помнил, что про воду. И всё. Скорчил рожу Настькиной двери, встал, оделся и вылез в сад через окно. Соловьи ещё пели, и солнце блестело на мокрой листве. Он прошёлся по каменным дорожкам, глядя, как за кустами сверкает река, и решил искупаться, пока родители спят. Купаться одному, ясное дело, тоже было нельзя, и он торопливо перемахнул через забор. До реки было две минуты пути. Наплававшись, он вернулся домой — через забор же, и чуть не оглох от Настькиного вопля:

— Ви-ить!

Она выскочила из-за кустарника и показала ему что-то на вытянутых руках. Он посмотрел и поморщился: на её ладонях в пучке травы сидела чёрная птица, покрытая вшами, явно больная, а может, и издыхающая.

— Я его нашла, — шёпотом сообщила Настька. — У нас будет ручной дрозд.

— Не дрозд, — задумчиво сказал Витька. — Скорее, скворчонок… И не будет. Ты же видишь, он на ладан дышит.

— На что дышит? — не поняла сестра.

— Он больной совсем. Лучше отнеси туда, где нашла.

— Нет, я его буду лечить. Я спрошу у мамы лекарство. Мама! — и наивная Настька побежала в дом.

Ровно через пять секунд она вышла расстроенная в сопровождении матери. Мать кричала, срываясь на визг. Трепыхающегося птенца она держала за крыло.

— Хочешь заразу от него подцепить?

— Мама, ему же больно! — ревела Настька.

— Это мне больно, что у меня такие дети! А ты куда смотришь, большой дурак? Хочешь, чтобы твоя сестра умерла?

Мать бросила птенца в мусорное ведро и пошла к рукомойнику. Вымыв руки, заставила то же самое сделать Настьку и Витьку, хотя он птенца не трогал, и, ворча, ушла в дом. Витька заглянул в мусорницу. Птенец пошевелился и посмотрел на него чёрным глазом. Сестра, сопя, стояла рядом. Витька молча взял свежую газету из почтового ящика, свернул кулёк, посадил туда птенца и направился к калитке.

— Ты куда его? — спросила сестра.

— К реке. Отнесу под ивы, пусть хоть помрёт по-человечески.

«Все лучше, чем в помойном ведре», — добавил он про себя. Взрослым не понять, чем отличается ещё живой птенец от уже дохлого.

— Я с тобой.

— Валяй.

Дети шли по берегу, обходя крупные розовые камни. Они нашли уютное место у старого бревна, вынули птенца из газеты и усадили в траву. Настька сбегала к реке и принесла воды в большом лопухе, но птенец не захотел пить. Его головка склонилась набок, и глаза закрылись.

— Я хотела его вылечить…

— Лучше оставить в покое, — сказал Витька. — Пойдём искупаемся?

— Не хочу, — буркнула Настька и, заложив руки за спину, потопала домой.

А Витька посмотрел ещё раз на птенца, махнул рукой и побежал к воде. Жара стояла ужасная. На обратном пути он прихватил с собой газету и, сложив поровнее, запихнул обратно в почтовый ящик. К обеду он, разумеется, опоздал, за что и получил от мамы выговор. «Пожалей мать!» — кричала она каждый раз, когда еда остывала, и вот он сидел и хлебал холодные щи, Настька в прихожей смотрела мультики, почти касаясь носом телевизора, а родители пили чай и обсуждали какого-то дипломата, который припёрся сюда с семьей на всё лето.

Этот негодяй привез три контейнера барахла, его негодяйка-жена разгуливает вся в золоте, а в магазин за жратвой они ездят на негодяйском чёрном

--">