Борис Иванович Сотников - Запуталась (СИ)

Неверие в свои силы

отнимает их окончательно.

Ирина Плотогонова, жена агронома, женщина 28 лет, неплохая собой, считала, что жизнь её кончена.

После учёбы в московском институте судьба забросила её в среднеазиатский районный центр, связала несчастливым, неудачным замужеством, а через несколько лет и вот этой глухой деревенькой.

В один из зимних, предпраздничных вечеров она сидела дома. Уложив ребёнка спать, Ирина читала свой толстый, подшитый из нескольких тетрадей дневник, который прятала в ящике из-под белья. Она никогда не перечитывала его, всё откладывала на "когда-то", но сегодня решила, что такое время настало. Ведь она записывала всё без утайки, может, и впрямь увидит там какие-то свои ошибки. Они помогут ей всё переосмыслить.

Со страниц дневника всплывали картины прошлого. Ирина видела свою жизнь, сначала чистую и хорошую, так, что даже лицо разглаживалось и светлело в улыбке, потом мучительную и непонятную. Что-то стукнуло в коридоре, и она пошла закрыть дверь на ключ: "Вдруг муж неожиданно вернётся..." Не хотелось, чтобы он видел её тетрадь. Проходя через комнату, Ирина остановилась у зеркала, стала молча рассматривать себя. Печально улыбнулась, и зеркало ей ответило тем же: жалкой, невесёлой улыбкой. Километрах в трёх, в стороне проходила железная дорога. Оттуда донёсся слабый тоскливый звук паровоза. Кольнул в самое сердце, сжал его и безнадёжно как-то там замер.

Ирина вздрогнула, прислушалась, но взгляда от зеркала не отвела. Постояла немного и вдруг рассмеялась: несмотря ни на что, она всё-таки была ещё привлекательна, молода и хороша собой. Глаза у Ирины были обыкновенные, серые, не очень большие, но какие-то проникновенные. Лицо светилось обаянием. Лёгкие веснушки, пухлые губы не портили его. Была в её облике мягкость, покорность.

Ирина зажмурилась. Не раскрывая глаз, подумала о дневнике:

"В 9-м классе ещё начинала писать... Да, тогда было 16. Какой славный, замечательный возраст! - грустно вздохнула она. - Теперь... 28! Больше 10 лет сознательной жизни уместилось в тетради. Отдельные листы успели пожелтеть, поблекли чернила, а я стала ощущать себя глубокой старухой!"

Ирина открыла глаза, взглянула в зеркало: "Да нет, вроде не старая".

Она прошла к двери, заперла её и зачем-то остановилась у шкафа. Там, в глубине полки, рядом с лекарственными пузырьками поблескивал коричневой гладью большой блестящий флакон.

"Неделю, как принёс уже, а крыс всё не убавляется. Полный сарай развелось" - подумала Ирина. Вернулась к столу, пододвинула настольную лампу и снова стала читать. На улице, за окном пошёл снег.

Перелистывая тетрадь, Ирина на отдельных страницах задерживалась подолгу. Они были ей памятны особенно.

"15 августа. Принята в институт!.." Всего только два слова. Больше на этой дате не написано ничего. Но как много за этим стоит. Ирина даже вздохнула и на минуту оторвалась от чтения.

Как давно это было. Ведь совсем ещё девчонкой, в беленьком платьице и с бантами в косичках была. На одной ноге прыгала от радости и поцеловала во дворе какого-то сопливого перепачканного мальчишку. А потом дёрнула за косичку девочку лет 13-ти и убежала в подъезд. Та, ещё не решаясь на погоню и мщение, показывала ей от обиды язык, а она смеялась и просила девочку на неё не сердиться.

Ирина грустно улыбнулась, бегло перелистала несколько страничек. Это были страницы лёгкие, хорошие, ничего дурного там ещё не было. Она помнит их.

"2 сентября, - наткнулась она на запись. - Уже учусь! Учусь! Как хорошо жить на свете!.." - читает Ирина свои полудетские впечатления. Написаны они крупно, не устоявшимся, детским почерком ученицы.

"... Я - студентка! Да, мамочка, теперь я студентка, студентка первого курса. Как хотите - а я уже взрослая. Да, да! Взрослая! Вот и всё..." От этих строк у неё даже слёзы навернулись. "Глупенькая ты, глу-пенькая!" - шепчет Ирина. Но это она говорит не теперешней себе, а той, маленькой Ирине, девочке далёкого, милого прошлого.

"11 декабря 1945 года. Он меня

--">