Елена Александровна Галузина - Чернильница (СИ)

  Где оказываются души людей, оставивших незаконченные дела? Правильно, им дают их завершить, только в другом обличие.

   Так было и в этот раз.

   - Почти все логически закончилось...- голос оборвался, зависла пауза.

   - Почему почти? - маленькая старушка подняла взгляд, блеснули стекла очков. Она знала: все ее распоряжения будут выполнены. Завершая земной путь бывший преподаватель как в былые времена методично и планомерно закрывала дела, писала завещание... нет у нее незаконченных дел. Она недоуменно вглядывалась в зеркало. Там проносилась ее жизнь. Сейчас она всматривалась в мелькавшие картинки без сожаления, возможно даже с нескольким раздражением. Она так старалась. Девяносто пять. Длинная и по-своему кому-то полезная ее жизнь. Преподаватель или училка. Кому как. Она была довольна. Дочь, внуки, правнуки. Уважение коллег, учеников, соседей. Правда друзей не было. Предательство переносилось болезненно, поэтому и не сходилась близко ни с кем, да и некогда было. Знамо дело - учитель: тетрадки, задачки, и понеслось - поехало.

   Картинки стали двигаться медленнее, потом остановились вовсе. В зеркале, как на экране, возникло лицо женщины. Коротко стриженые волосы, изящные черты лица, грустные глаза. Картинка вновь ожила. Невидимый оператор переводил камеру на собеседника дамы.

   Старушка закрыла глаза, затрясла головой. Более пятидесяти лет она боялась признаться себе, что упустила момент, струсила, что возможно была бы счастливее эти пять десятков с ним, чем без него. Скажи тогда: "Да!", и все стало бы иначе. Но она испугалась, спряталась за удобную фразу "что имеем не храним, потерявши - плачем". Ведь понимала: хранить уже нечего, плакать не придется. Но боялась разрушить его и свою семьи, а он...его она больше никогда не видела.

   Чернильница.

  Она стояла на столе, ярко поблескивая крутыми стеклянными боками, тоненькая цепочка охватывала ее талию. Именно талию. Горлышком язык не поворачивался назвать узкую часть чернильницы, когда она закрывалась пробкой. Пробка была примечательной. Лучи света проходили сквозь стекло, заставили сверкать внутренние грани, создавали неповторимый узор, на маленьком шарике, венчавшем ее, словно повисала капелька света.

   Мастер залюбовался своим творением. Создавая какую-либо вещицу не знаешь, что получится. Порой все силы отдашь. А вещица не выйдет, то носик обломится, то трещины пойдут. Стекольных дел мастер...да, затратное это дело.

   Чернильницу не покупали. Она долго стояла на полке. Многие подходили, смотрели, даже в руки брать боялись, говорили - не выдержит: треснет. Мастер сколько-то удивлялся такому положению дел, а потом решил, что и продавать ее не будет, пусть, дескать, стоит, покупателей привлекает. Так чернильница и простояла на полке много лет.

   То, что происходило за стеклом витрины, не волновало ее, дни скользили мимо, складывались в месяцы и годы. Она бесстрастно взирала на мир, впитывала информацию, фиксировала все, что видела и слышала. Возможно так и должно быть. Но этот мир ей избытком надоел. Мир за стеклом, лишенный чувств. Она погрузилась в своеобразный сон.

   Однажды ее разбудили. Конечно она приоткрывала один глаз, когда уже немолодой мастер смахивал пыль с ее круглых боков, и даже могла недовольно звякнуть пробкой. Но тут ее РАЗБУДИЛИ! Не было криков, шума, звона колокольчика, хлопанья дверью, не было ничего кроме тишины, мертвой тишины. Лунный свет заливал всю витрину, грани пробки светились, искры внутри чернильницы вспыхивали и рассыпались. Она поняла - мир изменился. Время замерло. И даже на утро слабые лучи зимнего солнца не принесли покоя.

   К открытию лавки никто не пришел. Несколько раз дергали дверную ручку случайные прохожие, привлеченные вывеской. Потоптавшись немного они разочарованно уходили, кто-то высказывал недовольство.

   В полдень лавку открыли. На двери появилась траурная лента. Через неделю распродали все, кроме чернильницы. Соседка мастера засунула ее в коробку с какой-то ветошью и убрала на чердак к другим ненужным вещам.

   Чернильница замерзла.

--">