Энтони Берджесс - Муза

британской истории, мог прокрасться в елизаветинскую Англию, к которой они быстро приближались, и никто его не принял бы там за чужака.

— Поразительно, как незначительны варианты, — сказал Свенсон, — как конечен космос, как он постыдно не способен к обновлению форм.

— Ну что вы! — улыбнулся Пэли.

— Когда думаешь, чего только не выделывали старинные композиторы всего с двенадцатью нотами…

— Человеческий разум, — сказалПэли, — движется лишь по прямой. Космос же искривлен.

Свенсон отвернулся от вздымающейся груды информационной ленты и, увидев, что пятиклавишная панель мигает, посверкивает мягко и весело, перешел к инструментальной панели, чьи рычаги требовали скорее мускульных усилий кузнеца, нежели искусства органиста.

— Держитесь правой стороны! — сказал он. — 15.8. Теперь мы имеем дело с тяготением.

Он резко потянул на себя. На экране монитора замелькали яркие полосы света.

— Да, по-моему, сейчас… — он с силой крутанул пару корректирующих дисков на панели, находящейся над рычагами на уровне плеча.

— Теперь, — продолжал он, — начинается свободное падение.

— Верно! — сказал Пэли. — Нас понемногу притягивает.

— Именно! — заметил Свенсон и добавил: — А вы абсолютно уверены, что вам хочется испытать все это до конца?

— Вы сами не хуже меня знаете, — улыбнулся Пэли, преисполненный терпеливости, — что я должен пройти через все. Ради науки. Ради моей репутации.

— Репутации! — буркнул Свенсон. Затем, глядя на мониторы, сказал: — А! Что-то к нам приближается!

Туман, клубящееся облако, твердое тело, ныряющее в этой каше из дыма и тумана. Пэли подошел ближе, чтобы его разглядеть.

— Это Земля! — удивленно воскликнул он.

— Это их Земля!

— Точно такая, как наша. Я вижу Америку, Африку…

— Очертания чуть-чуть иные, поглядите, там, внизу, южная оконечность…

— Мадагаскар, вроде бы, немного меньше…

— Опять нашло облако. — Пэли не мог оторвать взгляда. Это было невероятное зрелище.

— Вы лучше подумайте о том, — снисходительно сказал Свенсон, — какое множество не поддающихся расчету систем мы миновали в космосе, пока не определилась модель нашего мира, снова воспроизводящая самое себя! Вам это кажется удивительным, потому что вы даже не можете себе представить, что существуют мириады мириад иных миров, совершенно не похожих на наши.

— А как же звезды? — спросил Пэли, которого внезапно осенила странная мысль. — Я думаю вот о чем: те, из своего Лондона, видят точно такие же звезды, как наши, или другие?

Свенсон пожал плечами.

— Грубо говоря, почти такие. Приблизительное сходство имеется. Но, — продолжал он, — ничего определенного мы не знаем. Ведь ваш полет — это только десятый или одиннадцатый раз, а если выразиться точнее — вы первый летите в Англию системы Б-303. В конце концов, это всего лишь прошлое. Для чего лететь в прошлое, когда можно проникнуть в будущее? — Его ноздри удовлетворенно раздулись: — Скажем, в систему Г-9. Я летал туда несколько раз. Так вот, там, на Рострон-плейс, я увидел совершенно отчетливо мемориальную табличку: «Памяти Г. Ф. Свенсона. 1963–2084».

— Мы обязаны проверять историю, — пробормотал Пэли. Его собственная цель показалась ему ничтожной: вся эта техника, вся эта уйма знаний, поставленная на службу жалких исследований. — Я должен узнать, действительно ли написал Уильям Шекспир все эти пьесы.

Свенсон, как и ожидал Пэли, опять хмыкнул.

— Премиленькие вещички собрались вы выяснить, — сказал он. — В этом году исполняется ровно пятьсот лет, как он умер, а вы собираетесь доказать, что людям нечего праздновать. Я не хочу сказать, — добавил он, — что меня лично это как-то затрагивает. У меня никогда не хватало времени на поэзию. А!..

Он просунул свою голову между экраном и головой Пэли, пристально вглядываясь. Страницы атласа перевернулись. Теперь одна Европа плыла им навстречу.

— Я должен выбрать самый точный курс, — сказал Свенсон.

Он работал с дисками, хмурясь, но одновременно что-то радостно мыча, затем склонился над Пэли со словами:

— Не пора ли вам приготовиться?

Пэли покраснел: ведь он почти в полном ничегонеделании прочесал огромный кусок космоса, а теперь должен был собираться впопыхах. Он снял с себя костюм космонавта и вытащил из ящика свое маскарадное одеяние елизаветинской эпохи: блузу, панталоны, гульфик, камзол, французскую шляпу с перьями, тупоносые башмаки --">