Юрий Витальевич Мамлеев - В гостях

гостиную! — раздался за дверью веселый голос певца и танцора Гены.

Дуня с тупой покорностью встала и пошла туда. Вошла в гостиную — и что же? В огромной комнате ни души, а на столе вместо лакомых яств покоится закрытый гроб.

Дуня закричала, но тут же появилась вездесущая Лидия Леонидовна.

— Гена, Гена! — крикнула она, открыв дверь в коридор. — Что же ты не упредил нашу Дунечку?! Где ты?

И она потом обернулась к Дуне.

— Милая, извините за гроб. Это Зоя, прислуга, вы ее видели, померла к утру… А гроб у нее в хозяйстве всегда найдется. Вот мы ее и положили. И крыса ее тоже вместе с ней умерла, не могу сказать «сдохла»… Пойдемте, деточка, отсюда скорее вон, нечего душу смущать.

И Лидия Леонидовна взяла Дуню за руку и, как ребенка, вывела, проводила в другую комнату, далеко от гроба. Комнат в этом доме было достаточно. Она усадила Дунечку в кресло, придвинула маленький столик и пообещала тут же принести горячий чай с пряниками.

Действительно, вскоре все это было подано, но не Лидией Леонидовной, а ее, видимо, другой прислугой. Потом мелькнул перед Дуней и оптимист Гена, пробормотав, однако, на этот раз угрюмо, что «сегодня увезут тебя, Дуня, к жениху». Дуня заплакала.

Между тем в соседней комнате в креслах сидели два человека — хозяин (Егор) и тот самый старик с ледяным пристальным взглядом, по имени Генрих.

— Егор, — говорил старик. — Ничего у нас с этой Дуней не выйдет.

— Надо подумать, — сурово ответил Егор.

Лицо его стало загадочным.

— Нечего думать. Мне стало ясно, Егор, когда я во время ее обморока просмотрел ее руки. На правой руке тот самый знак, который может спутать нам все карты.

— Знаю, знаю. Сам видел, — мрачно прервал Егор.

— Если суммировать все негации, которые мы увидели в ней, то не стоит связываться… Мы проделаем над ней такую страшную, фантастическую работу — и все пойдет прахом. Она не тот человек.

Егор встал.

— Я сам все решу сегодня к вечеру.

И резко вышел из комнаты.

…К вечеру Егор зашел в комнату, где столбенела Дуня.

— Собирайся, поедем! — сказал он.

«К жениху», — подумала Дуня.

В тумане своих мыслей она накинула свою курточку и пошла вслед за Егором. Они молча прошли двор, сад, вышли на улицу, где уже стояла машина, та самая, на которой Дуню привезли сюда. В машине сидели те же два человека, которые доставляли ее в этот дом. Они вышли и так же посадили ее на заднее сиденье, а сами расположились по бокам. Егор сел за руль, и снова Дуня машинально уперлась взглядом в его жутковатый затылок.

— Кто жених? — бессильно спросила Дуня.

В ответ — запредельное молчание.

Тогда она впала в полузабытье. И опять где-то на границе сознания замелькали тени, и слышался вой, стон, немыслимые крики, а потом стоны умолкали, и ей слышалось райское блаженное пение, и потом опять — стоны, беззвучные проклятия, потом снова блаженное пение, и так без конца адский вой и ангельское пение следовали один за другим, и ничего другого не существовало. Она уже не различала, когда стон, когда пение, словно и ад, и рай сливались в одну симфонию.

Вдруг машина остановилась, кто-то распахнул дверцу, и властный голос Егора прозвучал во тьме:

— Выходи!

Дуня, словно теряя свой ум, вышла. Рядом стоял Егор. Вокруг — дома, улица.

— Входи в обычную жизнь, — сказал Егор, и голос его приобрел почти бесконечную власть. — Видишь, там твой дом. Возвращайся к отцу. И забудь, где ты была и что видела. Молчи об этом.

И этот голос стер ее память о том, что произошло. Осталось одно смутное видение.

Как пьяная, она поплелась домой. Поплелась без всякой радости. Позвонила в знакомую дверь.

Отец открыл и пошатнулся от счастья. Потом вскрикнул. Галя, мачеха, была на кухне и все поняла. «Пришла, стерва», — подумала она. Семен Ильич засуетился.

— А деньги, Дуня, деньги? — закричал он. — У меня не пять, а все девять тысяч! Надо им отдать!

— Да подавись ты своими деньгами! — резко ответила Дуня и пошла в свою комнату.

Семен Ильич разинул рот.

--">