Газета Завтра - Газета Завтра 822 (86 2009)

Газета Завтра
Газета Завтра 822 (86 2009)
(Газета Завтра - 822)

Александр Проханов ВЛАДИСЛАВ СУРКОВ: ОН ИЛИ НЕ ОН?

Случился удивительный казус. Перед очами общественности вдруг обнаружился роман "Околоноля" никому доселе не известного автора Натана Дубовицкого. Роман обнаружился так, как если бы сразу нескольким астрономам порекомендовали направить телескопы на определенный участок неба. Участок неба именовался петербургским журналом: "Русский пионер". Звезда была открыта, роман прочитан, в ряде изданий появились восторженные рецензии. Сенсация была взвинчена сообщением, что автором романа является Замглавы кремлевской администрации Владислав Сурков, псевдоним "Натан Дубовицкий" ассоциируется с именем жены Суркова Натальей Дубовицкой. И как следствие - язвительные насмешки и колкие шуточки, осторожные суждения и пылкая апологетика. Не часто из-за кремлевской стены к нам вылетают романы. Всё больше указы, закрытые инструкции, циркуляры политических мероприятий - таких, как, скажем, президентские выборы. Этот казус показался мне настолько захватывающим, интрига с авторством столь увлекательной, что я отыскал упомянутый журнал с упомянутым романом упомянутого, но неопознанного автора, и разом прочитал его. Ощущение от прочитанного раздваивалось, в зависимости от того, кем мыслился автор. Никому не известным литератором или повсеместно известным Владиславом Сурковым. Эту двойственность я заложил в эссе, состоящее из двух представлений. Одно - если автором является загадочный аноним. Другое - если аноним сразу разгадан, и автографы нужно брать прямо в Кремле, записываясь на прием к Владиславу Суркову. Вот первый вариант суждений. Роман отличный, пожалуй, безупречный, несущий черты изысканности, школы, литературного мастерства, которые даются трудами, приходят с годами, добываются множеством предварительных упражнений. И выглядит странно, что у романа нет литературных прелюдий, мы не знаем молодого, начинающего Натана Дубовицкого. Ведь даже у великого Гоголя были ученические работы. Пушкин и Лермонтов писали юношеские, неопытные стихи. Этот роман одинок, как книга, единственно уцелевшая из сгоревшей библиотеки. Что увеличивает интригу, затягивает на ней еще один узел. Главным героем романа является язык. Изящный, сложный, метафоричный, он меняет от эпизода к эпизоду свою музыку, густоту, цвет. Несёт в сокровенной глубине незастывающую магму, в которой плавятся залетающие в язык фрагменты сленга, англицизмы, техницизмы, строки из Евангелия, цифровые коды, изречения древних, легкомысленный мат. Этот язык является достижением постмодернистской словесности. Собственные имена с маленькой буквы. Бюрократические сокращения слов. Слитно, без пауз и разрывов, написанные абзацы. Включение в основной текст других текстов, написанных в иной стилистике. Творящей силой этого языка является ирония. Она определяет выбор метафор, сознательную порчу фразы, издевку над грамматикой и смыслом. Не будь этой магмы, не будь музыкальной, пронизывающей роман иронии, язык мог бы погибнуть от множества чужеродных попаданий. Словно откликаясь на окончательную гибель фольклора, столетиями питавшего русский язык, предчувствуя вторжение в язык множества ржавых и ядовитых фракций, литература успела выработать волшебную субстанцию, в которой каждая заноза мгновенно окружается защитным слоем чудесных слов. Порча становится частью эстетики. Язык не просто выживает, но переплескивается в чашу новой, технотронной красоты. Автор - не провинциал, блестяще изучил школу современного постмодерна. Он филолог до мозга костей. Мир, описанный этим языком, не нов. Галерея излюбленных постмодернистами персонажей: бандиты, мафиози, гедонисты всех мастей, растленная интеллигенция, омерзительные политиканы, деклассированные люмпены, беспомощные мечтатели. Новизна лишь в том, что герой, принадлежа к этому кругу, мучается, вращаясь в колдовской абсурдистской реальности. Не умеет найти выход, не знает, как "соскочить с колеса сансары", не верит, что за пределами этой реальности есть божественное, вечное, возвышенное, к чему прорывается верящая, наделенная мистическим опытом душа. Душа героя иная. Он рефлексирует на тему смерти и бессмертия, добра и зла, божественного и безбожного, но сам навсегда остается среди кислотных испарений, которые в конце романа погружают его в галлюциногенный бред, в --">