журнал De Visu - De Visu 1992 №0

изюминки, которая отличает живую и взволно­
ванную мысль...»6. Вероятно, автор имел в виду не
вполне определенную — на его взгляд — позицию
«Донской речи», хотя в целом газета адекватно
отражала настроения значительной части русской
интеллигенции, которая, по словам того же Дроздова,
«пришла к ген. Деникину растерянной, оплеванной,
потрясенной, поруганной, неся в руках разбитые
скрижали и все десять заповедей, стертых губкой

Публицистика И.Г.Эренбурга 1917-1919 гг. даже
специалистам известна недостаточно. Многочисленные
статьи в московских, >арьковских, киевских и др.
газетах не собраны и не переизданы. Однако с точки
зрения эволюции писателя их нельзя назвать мало­
значительными.
Вернувшись из эмиграции после Февральской
революции, бывший большевик Эренбург отнесся к
политике РСДРП (б) резко отрицательно, октябрьский
же переворот воспринял как катастрофу. Московские
фельетоны Эренбурга в изданиях кадетской, меньше­
вистской и эсеровской ориентации («Возрождение»,
«Жизнь», «Новости дня», «Понедельник власти наро­
да», «Труд») остро и зло высмеивали В.И.Ленина,
А.В.Луначарского и других большевистских лидеров,
которых автор знал лично по эмиграции. В сентябре
1918 г. Эренбург уехал из Москвы. На то было, как
минимум, две причины.
27 октября (9 ноября) 1917 г. Совет Народных
Комиссаров знаменитым «Декретом о печати» под­
твердил принятую Военно-революционным комитетом
резолюцию, предусматривавшую «закрытие всех бур­
жуазных газет». Все сразу, конечно, не закрыли —
опасались еще общественного мнения, но к осени
1918 г. было ликвидировано около пятисот газет, не
считая иного рода периодических изданий. 28 января
(10 февраля) 1918 г. ВЦИК принял решение о
создании Революционного трибунала печати, функ­
ции которого 18 мая перешли к обычным трибуналам,
которым разрешалось и предписывалось неограничен­
ное применение любых репрессий, в том числе и
расстрела. Но главной бедой было даже не это.
Национализируя целлюлозно-бумажные фабрики и
типографии, правительство последовательно и неук­
лонно душило частные издательства и издания, лишая
их сырья и полиграфической базы. Таким образом,
литераторов ставили перед альтернативой: советская
служба или голод. Самой профессии литератора —
как свободной профессии — надлежало исчезнуть.
Вероятно, Эренбург смирился бы с утратой
профессиональной независимости (ведь позже —
смирился), если б не постоянная угроза ареста и
расстрела: в соответствии с «Постановлением о
красном терроре», принятым Совнаркомом 5 сентября
1918 г., он мог быть признан «классовым врагом»,
что влекло «изолирование в концентрационных лаге­
рях» — как минимум. Вскоре нарком внутренних
дел разослал циркулярное письмо, требовавшее в
обязательном порядке взятия «значительного количе­
ства заложников», а их «безоговорочный массовый
расстрел» предписывался при «малейших попытках
сопротивления или малейшем движении в белогвар­
дейской среде». По сути это решило судьбу Эрен­
5

■ Публикации и републикации
бегству в Грузию, на это понадобилось не два, а
четыре года.
Статьи Эренбурга печатаются по изданию: Элегия
палачей//Донская речь. 1919. 27 ноября (10 декаб­
ря); На пути в Дамаск//Там же. 1919. 1(14) декабря;
Тридцать Серебрянников//Там же. 1919. 6(19) де­
кабря.

комиссара Луначарского и замусоленных окровавлен­
ными пальцами комиссара Ленина. Все это хорошо
знал ген. Деникин, и принял интеллигенцию на
службу, и повел ее, учительницу долгой и кромешной
русской жизни, столь же непринужденно и столь же
уверенно, как взвод солдат»7. Именно тех, кто, при
всей своей антипатии к большевизму, были еще не
готовы сотрудничать «повзводно», и привлекала «Дон­
ская речь». Кроме Эренбурга там постоянно сотруд­
ничали Г.В.Вернадский, Ф.И.Крюков, Н. Литвин и
П.Я.Рысс. Публикации в такой газете свидетельство­
вали о решимости автора «уходить от большевизма»
все дальше и дальше.
В конце 1950-х Эренбург писал: «Я не могу
сказать, что я всегда чуждался политики, точнее —
действия: я начал с подпольной работы, потом, в
зрелом возрасте не раз оказывался участником
событий: в дальнейших частях моих воспоминаний
политические события будут не раз заслонять книги
или холсты. Но в 1917 году я оказался наблюдателем,
и мне понадобилось два года для того, чтобы --">