Петр Васильевич Еремеев - Летописец

Петр Еремеев Летописец Документальная повесть

«Добро, если оно сделано, так добром и останется».

Н. М. Щегольков

1.

10 апреля старого стиля 1852 года Глафира Серегеевна Скоблина, опустив глаза долу, подарила своему жениху — купеческому сыну, Михаилу Федоровичу Щеголькову, довольно большую записную книжку, обложенную плотной серебряной бумагой и вшитую в сафьяновые корки. Верх оных оказался расшитым цветным бисером «с изображением родных эмблем».

Михаил Федорович с любовью хранил этот подарок и вписывал в него важнейшие события из жизни своей семьи. Позднее, в свой черед, это делал его сын, внук и правнук.

Листаем пожелтевшие, но еще и сейчас крепкие страницы… 11 мая 1852 года Михаил и Глафира сочетались законным браком. Вскоре начались радостные записи о прибавлении семейства. Но тут же и скорбные. И, если уж итожить, то по 1865 год родители потеряли пять сыновей, из них трое нарекались именем Сергей… Знать, в греховное искушение впадали самонадеянные супруги Щегольковы и, как видим, жестоко наказывались… Росли, остались жить только Николинька да еще Варюша, что порадовала своим появлением на свет в 1873 году.

Николинька, а он родился 18 апреля 1856 года, рос слабеньким. Мать души в нем не чаяла, убивалась, глядючи на чадо милое: два с половиной годика, а все-то еще не ходит… Однажды, уповая на Бога, Глафира Сергеевна повезла сыночка в Ильинскую церковь и приложила его к знаменитости Арзамаса — чудотворному, животворящему Кресту… Вернулись из храма, сели пить чай, а Николинька запросился на пол. Опустили на ковер, как, — то забылись за разговором старшие — глядь, а малыш-то — не чудо ли чудное, цепляясь за те же стулья — пошел!^[1]

Случай этот, после не раз рассказанный матерью, не только запомнился, но особо запал в ребячье сознание, со временем, наполнился особым содержанием и многое определил в становлении личности Николая Щеголькова.

Известная русская писательница, исповедница демократических устремлений своего времени, Мария Семеновна Жукова, а выросла она в Арзамасе, в своей повести «Инок» писала:

«Главное население Арзамаса составляло купечество деятельное, оборотливое, трудолюбивое… Главною чертою, отличавшею его, была набожность, которой церкви были обязаны своим богатством, а город многими благотворительными учреждениями».^[2]

Эти слова, относящиеся к концу 30-х годов XIX века, вполне объясняют обстановку, в которой рос Николинька Щегольков, в свое время окончивший городское училище.

Он был очень одинок: поиграть в большом двухэтажном доме не с кем.^[3] Родитель в постоянных разъездах по своим торговым делам, старшие братья так рано уходили из жизни, что в памяти о них оставался лишь скорбный материнский плач.

Как-то прислушался к разговору — тихий ручеек этого разговора перемешивался с домовитым посапыванием самовара на столе в гостиной: — мать говорила с приезжей дамой о старине, о близких и дальних родичах.

— А кто у меня дедушка? — поднимая на родительницу пытливые глаза, спросил мальчик.

— По старым памятям — хороший человек! — успокоила сынишку Глафира Сергеевна.

Однажды летом, томимый желанием — желание это уже покоя не давало, увязался за чьей-то груженой телегой, перешел деревянный мост через Тешу. За большим белым храмом и высокой шатровой колокольней старых времен, свернул направо, на Попов остров, а там — рукой подать до Пушкарской слободы.

«Так вот откуда мой дедушка Федор Иванович,» — тихо порадовался Николинька и, поглядывая на зеленые луговые дали, на синюю горбушку Высокой горы, теплой летней дорогой заторопился к домам.

Слобода встретила темными настороженными окнами, ленивой зевотой сморенных жарой подзаборных собак и тишиной. Первыми заметили чужака любопытные ребята, что сидели и лежали на травке в тени старой раскидистой ветлы. Николинька назвал себя, объявил, что пришел он на Щегольковские стогны. Его поняли, приняли — свой, кто-то напоил квасом, кто-то вдруг похвастал: слобожане когда-то «пушкарили», кому-то вспомнилось, что у тятьки и сейчас есть пушка.

Мальчишкам тут же захотелось показать ее чистенькому городскому мальчику. Гостя привели на недальний двор — маленькая сигнальная пушечка на неуклюжем деревянном лафете хранила приятный холодок металла и завораживала зримой красотой своих четких линий и объемов.

--">