Дмитрий Натанович Притула - След облака

сказал он. — У парня была кровь в сердечной сумке.

Они стояли и молча курили.

А уже начало светать, засерело за окнами, раздалось вдалеке одинокое сиротливое треньканье трамвая. И медленно вползал уличный свет, еще вспышка, другая, третья — и разольется по палатам новое весеннее утро.

— У тебя все в порядке? — спросил Тройнин.

— В общем-то, да, — ответил Волков. — Есть один тяжелый инфаркт.

— Тогда по коням, — сказал Тройнин. — Пошел следить за парнем.

— Что же, тогда по коням, — сказал Волков и улыбнулся.

В восемь часов утра Волков еще раз снял электрокардиограмму. И когда ее рассматривал, взглянул на Карелина. Увидел, что тот смотрит на него. Взгляд Карелина был еще неясным. Но все-таки это уже лицо, а не предсмертная маска. В нем боль и страх, но это уже лицо человека.

— Здравствуйте, — сказал Волков.

Карелин устало закрыл глаза и снова их открыл.

— Здравствуйте, — радостно повторил Волков. — Здравствуйте, Виктор Ильич. Как вы себя чувствуете?

Низко качается потолок… Весь он обвит проводами, над ним стоит незнакомый мужчина в белом халате. Мгновение назад ничего этого не было.

Карелин пошевелил губами и, может быть, попытался улыбнуться, но да кто же может улыбаться через несколько часов после тяжелого инфаркта? Никто не может. Таких сил у людей нет.

После утренней конференции начался обход.

Сначала Волков осмотрел тяжелых больных. Выходя из палаты, встретился с Лидией Ивановной, полнеющей, с мягкими серыми глазами. Они друзья, пять лет работают вместе.

— Как ночь? — спросила Лидия Ивановна.

— Ничего, — ответил Волков. — Как обычно. Ничего особенного.

Сегодня должно быть вскрытие умершего вчера больного Лидии Ивановны.

В клинике все его любили, называли Петей, хоть было ему сорок четыре года. Лечился он каждый год. Всякий раз думали, что до следующего лечения не доживет.

В сорок втором году Петя попал в плен. Бежал. Восемнадцатилетнего, слабого, его поймали и били тяжелыми сапогами. Он должен был умереть, но он не умер. Двадцать шесть лет жил Петя после того избиения и ничего не знал в жизни, кроме боли. Эта боль должна была кончиться, и она кончилась. И теперь его врач, тридцатидвухлетний ординатор Лидия Ивановна, плачет. Потому что она его любила. Потому что Петю любили все — он пострадал на той войне.

В двенадцать часов, как и обещано было, всех позвали в прозекторскую.

Безмолвно, гуськом спустились в подвал.

Едко пахло формалином. Комната была большая и светлая — очень удобная прозекторская.

Петя лежал на мраморном столе, маленький, тщедушный. Голова запрокинута за деревянную подставку.

Вскрытие производила Марина Владимировна, сухая, высокая, голубоглазая. Движения ее уверенны и точны. В них не было ничего лишнего.

— Да, — сказала она Лидии Ивановне в конце вскрытия, — так и есть. Никаких неожиданностей. Все совпадает.

В левой руке Марина Владимировна держала сердце Пети.

— Но какое сердце, — покачала она головой, — какое огромное дряблое сердце. Это удивительно — так долго жить с таким сердцем. Ведь жить-то, кажется, нечем.

Да, жить было нечем, и сердце остановилось.

И сейчас оно будет распято ножом.

Пласт за пластом, слой за слоем.

Вот первый слой — детство. Цыпки на ногах. Гоняли на пустыре тряпичный мяч.

Срезали слой.

Гнилой фашистской нечисти загоним пулю в лоб… Все на рытье окопов… Священная война…

Еще срезали слой.

Синявинские болота.

Срезали.

Плен.

Срезали.

Ноги, ноги, ноги.

Боль, боль, боль.

Срезали, срезали, срезали.

После вскрытия Волков еще раз подошел к Карелину. Его уже перевели в обычную палату.

Он лежал, устало закрыв глаза. Чернели веки. Короткие упругие волосы, начали серебриться виски. Челюсть несколько тяжеловата. Невысокий лоб рассечен глубокой морщиной. Нос заострился, и по лицу Карелина еще бродит страх смерти.

Возле него сидела жена. Она молчала. Держала руку Карелина. Не гладила ее, а просто держала. Волков не видел ее плачущей. Это хорошо — она не будет мешать.

— Лучше, — сказал Волков. — Давление, пульс на одном уровне. Теперь полный покой. Он молодец. Вы слышите меня, Виктор Ильич? Я говорю, что вы молодец.

Карелин закрыл глаза и снова их открыл — молча поблагодарил Волкова.

— До завтра, — сказал Волков и осторожно пожал предплечье Карелина.

Попросил жену пройти в --">