Вера Ковальчук - Нелюбовный роман (СИ)

сочувствовала!

При одной мысли о приюте для своего чада душу Севель охватывал ужас. Она прекрасно понимала, что так, как ей, её дочке вряд ли повезёт. Не мать решает, в какое заведение попадёт её дитя, тут уж как сложится. И вероятность, что в приюте даже самых маленьких будут драть розгами, запирать в холодный подвал, лишать пищи за малейшую детскую шалость и в конце концов продадут на какой-нибудь химический завод в глубинке – огромна. Могут быть и похуже исходы. Даже в лучшем приюте, в том, где жила она сама, каждый год на кладбище увозили не меньше двадцати девочек. А как в других местах? Понятно, как.

И ещё одна мысль терзала Севель – это ведь, возможно, её единственный ребёнок. Другого может и не случиться. Это ведь огромное чудо, что беременность случилась после одного раза с мужчиной, да ещё такого вот раза: на бегу, кое-как. Может, потом и будут случайные контакты, если повезёт, но не обязательно, что дело закончится ребёнком. Дети вообще имеют привычку появляться тогда, когда их не ожидаешь, и не слишком торопиться, если на них надеются и молят изо всех сил.

Вот только какой у неё выход? Что можно сделать? Ничего.

Она пыталась откладывать какие-то крохи, но быстро поняла, что ничего не получится – есть хотелось всё время, приходилось покупать дополнительную еду, и, хотя соседки, жалея, старались её подкармливать, очень быстро Севель убедилась, что отложить не выйдет. Да и если бы вышло – что она такими темпами накопит? Сумму, которой дай боже хватит на какое-то приданое для малышки: десяток пелёнок, марлю, может, мыло и даже ванночку – но уж точно не на няню и банки молочной смеси.

По мере того, как шло время, Севель швыряло от отчаяния к надежде. Может быть, как-то обойдётся? Она собирала сведения о благотворительных обществах, которые помогают одиноким нищим матерям, и о том, на что имеет право от государства. Получалось, что от государства – ничего, ведь её работодатель не платил за работниц никаких отчислений и медицинской страховки не делал. Севель могла только лечь на роды в бесплатную больницу, и продержат её там всего неделю, ну, может, десять дней. И только.

– И что же мне делать? – спрашивала она одну из соседок, которая относилась к ней с особенным сочувствием.

– А ты не спрашивала, может, позволят приносить ребёнка в мастерскую?

– Боюсь спрашивать – а ну как сразу погонят.

– Всё равно ж надо будет спросить. Или хочешь просто принести ребёнка и всё?

– Не знаю… Я просто не знаю, не знаю, что делать. Если бы такую работу, чтоб и ребёнка при себе держать…

– И эта работа хороша. На твоё место знаешь сколько желающих? Тут хоть взносы и не платят, зато налоги платят за каждую, тебя хоть в больницу возьмут, уже хорошо.

– Это да, ты права. Если бы можно было отдать малышку в приют, а потом накопить и забрать её, это было бы решением. Но на такой приют мне не хватит. Там очень много требуют. Больше, чем я зарабатываю.

– Значит, чего ты теряешь? Приноси в мастерскую, а если велят унести, отдашь в приют. Попробовать же надо.

Севель пожала плечами.

Ей становилось трудно работать, но она старалась изо всех сил, и даже старшая, которая вначале следила за ней с большой подозрительностью, смягчилась – стала сама подходить, разрешать перерыв, а пару раз пораньше отпускала в общежитие, когда видела, что норма уже сделана, а молодая женщина аж зелена от усталости. Трогать её живот приходили из разных комнат, приносили фрукты или хотя бы пару морковок будущей маме пожевать. Но при всём при этом становилось очевидно, что кричащему по ночам ребёнку в комнате соседки не обрадуются. Будут ли терпеть, и если да, то долго ли? От раздумий у Севель кружилась голова, и в конце концов она, обессиленная, перестала думать об этом вообще, просто ждала своего срока. Она старалась вырабатывать так много, как только могла, откладывала каждую монету и делала вид, будто верит, что это поможет.

И надеялась, что, может быть, решение придёт до того, как ребёнок родится.

Но время пришло, и одна из соседок помогла Севель дойти до больницы. Потом было долгое ожидание, процедуры, смысл большей части которых она не поняла, холод и много боли, которую приходилось терпеть, потому что крики и стоны злили медсестёр и санитарок. Врач пришёл под конец, проследил, как акушерка приняла у неё ребёнка, и, помедлив, забрал крохотное обвисшее тельце у неё из рук.

– Мальчик! – объявил он громко. --">