Алексей Ранжевский - Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ)

Театр Духов: Весеннее Нашествие

Семейные волнения. Акт первый

Дни напряжённого смотрения превращались в назойливые воспоминания, норовившие отвлечь от заслуженного, временного отдыха. Только воздух, отдававший весенним цветением, охлаждал, уравновешивал разум. Среди очищавшихся в утренней прохладе мыслей начинали преобладать греющие мысли о семье, с которой Кордис был уже рядом.

На протяжении трёх небесных ходов, равных почти сотне суток, он пребывал на посту, пока четыре ленивых светила надменно проползали над ним в зимних облаках, освещая всю степь. В том, неизнеженном домашней роскошью крае, охраняющий границы своего государства, Кордис быстро забывал, каким незаменимым удовольствием стают объятия его любимой женщины — Сии. В степи, руководимый долгом перед отчизной, да и всем праведным миром вообще, он рад прежде всего затишью во вражеском стане и дисциплине подчинённых людей, укреплённой лишь его авторитетом. Но и этот суровый воинский быт, порой, способен даровать его носителям немалые плоды, помимо чувства возвышающей гордости. Власть, средства (в изрядных количествах), наконец, снисхождение монарха, лично присвоившего «небезучастному генералу» звание генерала-маршала. Вот чем преумножилась его воинская жизнь. А главное, не глядя на вопиющее противоречие, он ощущал некое подобие безопасности, будучи в своём положении.

Теперь, ненадолго оставив красавицу степь с её голыми пейзажами, на время распрощавшись с подчинёнными братьями-смотрителями, Кордис отдыхал в своём имении, находившемся в Заповеднике Высоких Теней – хорошо обжитом знатью лесу. Ещё несколько десятков лет назад это место считалось священным обиталищем всевозможных духов. Но тех немногочисленных бедолаг, отстаивавших неприкосновенность этой территории, прогнали, клеймив еретиками, и местность начали застраивать. Оскорблялись ли невидимые сущности таким нахальным развитием событий? Человеку в долгожданном увольнении было не до этого.

Расслабленный, но с тем, довольно грозный взгляд военачальника подымался к беззащитному голубому небу, которое, как бы виновато, глядело в ответ всей необъятностью. Рассевшись в кресле-качалке на террасе верхнего этажа, Кордис неспешно потягивал дым сигареты, вставленной в короткий мундштук. Эта деревянная тонкая трубка сопутствовала ему уже давно — с тех пор, как он обручился. На круглом столике, слева от него, стояла красивая, железная коробка сигарет, с отодвинутой к низу крышкой. На её блестящей серебром поверхности красовалась возлежащая с сигаретой дама юных лет, свободной рукой поглаживающая чёрного котёнка, который стал прикрытием для её грудей. Внизу, под столь манящим рисунком, оглавлялось изящнейшими буковками: «Ласки». «Нежные, желанные, всеми и для всех», — подчёркивалось буквами поменьше. Среди тех, кто, прочитав эти слова, забывал, что речь идёт о сигаретах, числился и Кордис Фэстхорс. Однако его женщина не выносила подобных «ласок», табачным запахом въедавшихся в заботливые пальцы возлюбленного, потому, мундштук был весьма кстати.

Резвившиеся в воздухе струйки дыма вылетали из дышавшего горечью рта, заслоняя полупрозрачной серостью курильщика. За хрупкой дымной пеленой проступала внешность сорокасемилетнего отца и супруга. Над губами, придерживавшими мундштук, пшеничного цвета усы, густоватые, с завитыми вверх концами. Лицо, скорее узкое, чем широкое, вытянуто, с резкими чертами и привлекательными особенностями. На подбородке и щеках не менее пшеничная цветом борода, правда, коротковатая. Выразительные морщины, впрочем, не особо старившие, призваны его веком свидетельствовать о тяжких и славных деяниях, учинённых обладателем этих маленьких ложбинок «во благо свободы», как гласило кредо. Заросшее ещё в юношестве туловище (согласно памяти качавшегося в кресле мужчины), тем утром оставалось голым, а вот ноги, закинутые на лавку-банкетку, были одеты в бордовые кальсоны из премягкого бархата.

Ежечасно меняющееся освещение изливалось на террасе новой золотисто-малиновой явью, привычной для наступавшей поры. Сбросив блекло-синие тона раннего утра, отделанная светлым деревом терраса превратилась в поистине блаженное местечко, и Кордис наконец стал чувствовать смывающие холод приливы тепла. Это руфисса нависла в зените внушительным шаром. Её сияние, алое, розовое, золотое, отражалось на --">