Любовь Александровна Винк - Летела мимо птица, обронила перо

треснула и показались наружу белесые плечики, позвонки, ключицы и скулы, и вот, наконец, свет пал в пустоты джинкиных глазниц. Ярко стало Джинке, ох, ярко, что и мертвой не удержалась она и прикрыла глаза свои от света. Так Джинка и ожила.

Села Джинка голой костью своей на еще теплой земле. Осмотрелась вокруг, дома стоят высоченные, крыш не видно, мимо грохочут коробки железные, мимо люди бегут, перешагивают через Джинку и дальше бегут, никто не смотрит на Джинку. «Да и на что тут смотреть» – думает Джинка горько и вспоминает все – себя, Бога, свою неподвижность, свою обреченность, свою несвободу. И так ей становится жалко себя, что выкатывается из пустой ее глазницы самая скудная и самая соленая на свете слеза. Катится слеза и на том месте, где она прольется, кости плотью нарастают. Плачет Джинка день, плачет два, слезами умывается и становится от того, все краше.

Смотрит на нее Татта и любуется. Хороша Джинка.

А мимо птица летела, обронила перо. Схватила перо Джинка ловко, и под платье спрятала, огляделась вокруг опасливо, не видел ли кто, не отнимут ли. Спрятала и сидит, а перо под платьем щекотится, от щекотки в груди нагревается, и давай Джинка от этого хохотать. Сначала чуть слышно, а потом все громче и громче. Да так заразительно, что и Татта не удержалась. Так громко они смеялись, что земля задрожала, поднялась из земли гора выше всех домов вокруг, и тут же осела вновь – это спящий Бог от их хохота на другой бок перевернулся.

И стала от этого Джинка вновь темна. Светит на нее Татта, а та отклоняется, помнит о своей участи.

– Я знаю кто поможет тебе! – говорит Татта – Но путь до него не близок и опасен, готова ли ты?

Смотрит на нее Джинка, глаза прибавила, в глазах ее свет Татты отражается, но Джинку не слепит ее свет.

– Но как же он? – и Джинка опасливо косится на то место, где глубоко под землей веками спит ее Бог.

– А вот мы сейчас и посмотрим, – говорит Татта и хитро улыбается, – бежим?

Джинка верит Татте, но Джинка боится Бога. Джинка боится пути не близкого и опасного. И на все ее сомнения налетает ветер, хватает холодный проныра из-под Джинкиного платья перо и ну с ним покуда глаз хватает. Кинулась было Джинка за пером, а потом встала как вкопанная – страшно Джинке аж жуть, спина мурашками, сердце-барабан отбивает.

– А вышла бы с этим пером неплохая душа, как думаешь, Джинка? – всматривается в витающее перышко Татта, которое с каждой минутой становится все меньше и меньше – легкая и игривая была бы душенька, как думаешь Джинка.

Стоит Джинка смотрит на перо, губы кусает, а потом как кинется за ним во всю прыть. Ловкими прыжками догнала она ветер и в прыжке хищника выхватила разноцветное перышко тонкими, цепкими пальцами. Прижала к себе его, и тут же подметила – чуть дальше на ветке клок рыжей шерсти висит, и идти бы ей назад, знать бы Джинке свое место. Но шерсть так хороша, лоснится на солнышке шерсть, даст душе теплоту необыкновенную – знает это Джинка. А Татта знай шерстку со своего места подсвечивает.

Шаг делает Джинка, оглядывается, другой.

– Я знаю, кто поможет тебе, Джинка, будь же ты смелой, путь к нему не близкий, но на пути к нему много того из чего собираются самые ценные души.

Да, Джинка знала, что самые сокровенные собираются в самых темных лесах, ведь там полным полно хищного и свирепого, а без этого не удержать в светлых душах сокровищ, сколько не вкладывай туда.

– Разве ж я могу уйти, Татта, я ведь Джинка – спит Бог, Джинка возле него, таков порядок.

– Нет, Джинка, уйти ты не можешь – отвечала ей та – ты можешь только бежать! Бежать во весь опор, изо всех сил и не оглядываться.

Посмотрела на нее Джинка глазами древними как сама жизнь, перышко в руке зажатое ладошку щекочет, и хочется Джинке, и ноги уже сами собой переступают, земля под ногами Джинки уже жжет ей пятки.

– Или можешь вернуться на былое место и петь свою песню тому, кому ее совсем и не слышно, до захода жизни и дальше.

Ох, как Джинке стало тяжело от этих слов, как налились свинцом ноги, обрюзгло тело, сгорбилась спина.

– Нет! – вскричала Джинка – бежим, Татта, веди меня, я верю тебе!

– Нам туда – махнула рукой Татта в направлении леса – я вперед, ты за мной, и не оглядывайся, помни, оглянешься, замедлишь ход и никогда меня уже не

--">