Йохан поднял веснушчатое лицо вверх, сощурил один глаз и посмотрел на недозрелое солнце. Апрель был поздним, особого тепла еще не ощущалось, но если глядеть на светило сквозь прикрытые веки, оно, все равно, немножко грело, топя воспоминания о стылой избе.

  Обычно в такие дни Йохан уже вовсю помогал отцу, но в этот раз ситуация поменялась. Всю осень и зиму он провел на айгенхёригкяйте - обязательной службе во дворе их грюндхерра. Йохан был послушным, поэтому за весь срок у помещика его били всего два раза, оба - за дело. Мать, которая холодными днями и вечерами занималась выделкой сарпинки и почти не выходила из дома, тем не менее, умудрилась поймать какую-то лихоманку и уже почти месяц не вставала с постели, беспрестанно надсадно кашляя.

  Вчера началась рыночная неделя, когда люд к ним в Райнброль начинал стекаться не только из Нойнштадта, но и из Баден-Вюртемберага, Гессена и даже Райланд-Пфальца. Встречались и саксонские торговцы в штанах из шерсти и кожи и смешные парни в конусообразных шляпах из трута.

  Эти семь дней всегда давали их семейству неплохо заработать на первоцветах - мама знала секретные полянки, и за день продавала до полста букетиков. Но в этот раз в лес пришлось бежать Йохану, а теперь вот он с самого утра стоял на рынке. Работа была немного стыдная, но ведь и несложная, считать до ста он уже умел.

  От цветов пахло свежестью и надеждой, птички в недалеком бору цвиренькали о чем-то радостном, и Йохан невольно заулыбался. Жить было чудесно!

  Когда на солнце наползла тень, он вновь приоткрыл один глаз, отчего улыбка стала лишь хитрее. Одинокое облако напоминало вредную козу герра Хиля, вон уши, а вон хвостик. Был даже узкий зрачок, как у черта, сквозь который пробивался тонкий луч.

  Хельга напротив торговала корзинами. Она была на пять лет старше, но с удовольствием ему улыбалась и даже перекидывалась парой фраз, хотя ее отец и запрещал ей отвлекаться от работы. Йохану очень хотелось показать ей козу на небе, однако из-за каменного забора вышел папа, наклонился к нему, спросил: "Ты как?", не дожидаясь ответа похлопал по щеке и двинулся дальше.

  Йохан часто заморгал. Внимание отца и, тем более, ласка, были редкими подарками. Он смотрел в удаляющуюся спину и ему хотелось смеяться.

  - Почем твои примелы? - дребезжащий голос с еле заметным акцентом раздался возле самого уха и Йохан вздрогнул. Мерзкий старикашка, как неслышно подкрался!

  - Шесть пфеннигов, - внимательный осмотр покупателя обнаружил некоторые странности. Застиранная рубаха, мятый дублет и джеркин с обтрепанными рукавами смотрелись вполне гармонично с широкой, достигавшей колен баской в складку. Плоские башмаки с широкими короткими носками и разрезом сбоку тоже не вызывали вопросов. Такой фасон называли "кухмейлер" - "коровья морда". Однако, на голове у старика отчего-то был повязан дамский платок, поверх него была чуть не до бровей насунута фетровая шляпа, из под штанин выглядывали гольфы, а к груди была пришпилена здоровенная жемчужина.

  - Сколько? - старик фыркнул и указательным пальцем приподнял полу шляпы, - Ты совсем сдурель, маленький флегель?

  - Это немного, - Йохан растерялся, и зачем-то решил оправдаться, - Жизнь крестьянина трудна.

  - Ай, крестьянин тот же вол, только без рогов. Ты же выглядишь счастливым. Сколько тебе лет, малыш-ш-ш-ш?

  Шипение в конце фразы показалось Йохану змеиным и он невольно отодвинулся на полшага.

  - Уже шесть!

  - Ого! Мне бы твои годы!

  - Мои шесть лет?

  - Нет. Все те, что остались... Но это неважно. Скажи, тебе нравится этот денек?

  - Что? Ну... да!

  - Ты бы хотел прожить его еще раз?

  Йохан взглянул на солнышко, кинул взгляд на Хельгу, прикоснулся к щеке, где недавно лежала отцовская ладонь и кивнул.

  - Да?

  - Да!

  - Гут!

  Старик улыбнулся, пристально

--">