Ирма Ларк - Танец ночи (СИ)

   - Подойдите ближе, добрые люди, и внимайте мне. Слушайте сами и рассказывайте своим детям. Я последний из тех, кто в точности может рассказать о том, что случилось тогда.

   Музыкант огладил волынку, загадочно улыбнулся, намекая на некую тайну, с которой готов поделиться со слушателями, и подмигнул стоящей неподалеку аппетитно-пышной молодке. Та зарделась и потупилась, но тут же бросила на него заинтересованный взгляд из-под густых ресниц.

   - Ибо я знаю, как все было на самом деле. Внимайте мне...

   В облаке цветных одежд на площади Ам-Хоф в странном чуждом этому городу танце кружилась плясунья. Огромные черные глаза на бледном, почти прозрачном лице лихорадочно блестели. Темные, словно беззвездная ночь кудри взлетали и опадали, как крылья. Губы цвета спелой вишни улыбались. Она танцевала, и казалось, что вместе с ней танцует вся площадь, и рынок, и люди. Пели алуэты, вздыхали флуеры, погромыхивали барабаны, сплетая свою мелодию со звоном монист и позвякиванием браслетов и серег. Смуглые темноглазые лэутары старались вовсю, будто надеялись поспеть за вихрем юбок и лент, мечущихся вокруг плясуньи.

   Прохожие, остановившись поглазеть и послушать, нет-нет, да и лезли в кошели, одаривали монетками и улыбками плясунью. Звонким смехом рассыпались пфенниги, рыбьей чешуей проблескивали крейцеры. И плясунья кружилась еще веселее, все громче звучала музыка, зазывая новых зевак.

   Марк, протолкавшись как можно ближе к заезжим артистам, неотрывно глазел на плясунью. Даже когда музыка смолкла и девушка пошла собирать монеты, стоял и смотрел.

   - Не найдется ли лишней монетки, добрый господин? - прошелестел совсем рядом с Марком ее тихий голос.

   Плясунья остановилась напротив и с улыбкой протянула к нему раскрытую ладонь. Марк зашарил по поясу, где еще совсем недавно висел тощий кошель, потом, вспомнив судьбу кошеля и его сожительниц монет, полез за пазуху. Вдруг что да осталось...

   - Рада, - окликнул плясунью лэутар, еще недавно так азартно выплетавший мелодию на флуере. - Пора, скоро совсем темно будет.

   - Скоро пойду, - откликнулась та, едва заметно качнув головой и заставив звякнуть серьги. - Добрый господин хочет одарить нас монетами.

   - Марк, - хрипловатым от долгого молчания и сухого, давно уже жаждущего пива горла голосом произнес Марк. - Меня зовут Марк Августин. - Он, наконец, нашарил чудом не пропитую монету, вложил ее в горячую ладонь девушки и зачем-то добавил: - Это мое имя.

   - Щедрый господин Марк Августин, - послушно повторила плясунья. Потом быстро взглянула на монету, крепко зажала ее и восхищенно выдохнула: - Очень щедрый и очень добрый господин!

   И, взвихрив пыль пестрыми юбками, поспешила вслед за уходящими лэутарами. Догнав их, обернулась и улыбнулась Марку.

   Марк пришел на площадь на следующий день. И еще раз. И потом... Он просыпался с гудящей головой и пересохшим горлом, опохмелялся чем бог пошлет и шел на площадь. И до самого вечера смотрел на танцующую Раду, а в голове роились новые мелодии и слова. Когда лэутары уходили, собрав свои инструменты, Марк шел в таверну "Грихенбайсль" и щедро делился с собравшимися всем тем, что он чувствовал, стоя на площади. Волынка пела о площадях Вены, о вечном гомоне толпы на рынке, о часах на башне и о темноглазой плясунье со странным именем Рада. В кошеле у Марка все чаще звенели крейцеры, пару раз забредали и талеры. И каждое утро Марк собирал оставшиеся от ночного кутежа монеты и отдавал плясунье. А потом она исчезла.

   Марк пришел на Ам-Хоф, дождался лэутаров. И все высматривал Раду - хотел порадовать ее новыми браслетами и горстью крейцеров.

   - Где Рада? - спросил он настраивающего алуэту музыканта.

   - Нету, - мрачно зыркнув на не в меру любопытного чужака недобрым взглядом, ответил тот. - Для тебя она умерла.

--">