(Каролина Инесса Лирийская) - Voluntate Dei (СИ)

обращает внимание. Ян матерится, ощущая желание не то опять закурить, не то броситься прочь и забыть это вот все.

Вместо этого он взваливает на себя этого мудака, который вздумал помирать, как раз когда Ян идет мимо. Как будто знал, что его дернет помочь.

Ну давай, попробуй спасти кого-нибудь, убийца. Человеколюбие в нем, блять, проснулось. Думаешь, это искупит два десятка меток?

Ян готов сам рухнуть и помереть, настолько он жалкий. Но упрямо тащит до лазарета совершенно незнакомого человека.

Собственно, расстреливал он точно таких же, случайных людей.

Может, и впрямь, искупится?

***

Его зовут Влад Войцек, и он точно не отсюда родом. Потому что он, мать вашу, улыбается совершенно спокойно и искренне, шутит, что руку не может пожать, потому как пальцы еще не слушаются.

Рука перебинтована, пол-лица не видно за пропитанной красным повязкой, а по рукам алеют ссадины, на которых не хватило ни пластырей, ни даже спирта. Пахнет кровью и какими-то травами. А Влад улыбается.

Эта беззаботная улыбка бьет Яна прямо по хребту.

— У нас тут Третья Мировая, вообще-то.

Но вместо этого он говорит:

— Тебе повезло, что я был рядом.

— Да-да, господин инквизитор, — скалится Влад. — Только вашими стараниями.

Из разговора с врачами Ян знает, что Войцек старше его всего на год, но упорно зовет этим своим почти издевательским «господин инквизитор». Почему-то такое обращение Яну не нравится, словно ему каждый раз напоминают, кто он такой. Словно в ряд перед ним ставят двадцать с лишним трупов. И взгляд снова мертвеет.

— Откуда ты взялся? — спрашивает Ян. — Не местный же, да?

Прага, конечно, в тылу, боевых действий не ведется, но провизии едва хватает, все пути снабжения перекрыты, а люди в городе, похоже, скоро начнут жрать друг друга. Влад совсем не отсюда, глаза у него слишком уж живые. И как он оказался в тот день на улице?

— Если я скажу, что из другого мира, ты поверишь? — смеется Войцек.

— Нет, — говорит Ян, и голос звучит холодной сталью.

Влад смеется, и смех тысячей осколков звенит по темной комнате лазарета, дробясь о стены. Ян резко разворачивается и выбегает почти из лазарета, обещая больше никогда сюда не приходить. В конце концов, он свой долг выполнил, человека спас, дальше пусть он как-нибудь сам. Ян клянется жить дальше.

И возвращается.

***

— Я не пью, — отнекивается Ян.

— А я не курю, но ты дымишь тут у меня под носом.

Влад невозмутимо наливает виски на два пальца и протягивает ему, глядя прямо в глаза, и не сдаться — проиграть. Старик за барной стойкой глядит исподлобья, кривится — вы, детишки, слишком рано начали.

Ян знает, что они солдаты, а возраст не имеет значения. В душе они уже мертвы.

Он пьет горькую дрянь залпом, впервые за свои шестнадцать лет. Влад вытаскивает чужую зажигалку из кармана своей куртки и закуривает чужие же сигареты. Никто сильно не против.

«Ян, шестнадцать лет, солдат Святой Инквизиции. Тридцать шесть душ — приклада не хватает, приходится резать на руках. Вот уже год страдаю о жизни с одним ненормальным в этом баре», — так бы он себя описал.

— Как служба? — спрашивает Влад.

— Мне завтра опять магов стрелять — вот охуенно-то, а?

Ян вздыхает и, конечно же, он говорит совсем другое:

— Да так, слухи ходят, маги прорвали линию фронта. Скоро может быть плохо.

В его голосе нет ни злости, ни вообще каких-нибудь чувств, кроме совершенной обреченности. Ничего не изменится в любом случае, до Праги враг никогда не дойдет — хоть бы дошли, хоть бы добили меня наконец-то… Ничего не изменится.

Раз… два… выстрел. Лезвие вонзается в руку на глазах у всех. Ян закуривает, стоя над телами очередных жертв, и никто не говорит ему ни слова. А в глаза стараются не смотреть. Ян улыбается сквозь дым.

Минус маг. Минус кусочек души.

— Эй, подъем! — Влад щелкает пальцами у его лица. — Не выпадай.

— Ты что-то спросил?

— Да. Почему ты в Инквизицию пошел? Просто потому что ненавидишь магов?

Ян ни разу не говорил, чем он в этой Инквизиции

--">