(М. Кимури) - За перевал (СИ)

спросил, глядя снизу вверх, третий из старших.

— Доспехи жареных трёх вожаков при мне владыке несли, — отмахнулся Ларгор. — Двое в уголь, третий в шкварки, жрать толком нечего. А главный удрал.

— Хорошие дни были, сытые…

— А из остальных вообще не угадаешь, кто есть кто. Один сразу раскололся, что тысячник, много интересного рассказал, другого только сломавшиеся тысячником назвали. Иные упрутся, как вожаки, а сами вообще мелкие, соплей перешибить. Не надо гадать, надо использовать. Упрямцы эти предсказуемые до смешного, особенно поначалу, пока сил много. Забей, силы ещё на них тратить. Руки устанут. По уму надо, дурни.

Спохватился Ларгор на четвертый день после этого. Так-то могли уже и дохлого найти. Но когда он сам отвалил камень, для вида браня старшину, что чуть не уморил зазря будущего работника, голуг был ещё живой, только макушка вся стала седая, и крови под ошейником прибавилось. Так и сидел, скорчившись у стены. Может, стенки сырые облизывал, может просто живучий.

Ларгор сам выдал упрямцу здоровенную кружку воды и не мешал пить. Пусть проникается его добротой, пока стучит зубами о край. Когда вода закончилась, даже выдал хороший ломоть хлеба.

— Быстро не жри, — предупредил он заботливо, — а то вывернет.

Если все же удастся ещё одного в мастерские заманить, можно и награду потребовать…

Позже Ларгор взял зубило и пошел разнимать цепь на кольце. Он ведь не Жестокий, чтобы с железом — и голыми руками. Снял цепь со стены, вывел на ней голуга — тот еле шел, как ожившая деревяшка двигался, только щурил слезящиеся глаза. Похоже, плохо соображал. Ещё чуть, и стал бы вовсе негоден.

— Пойдешь в мастерские? — спросил Ларгор почти дружески. Хлопнул по спине.

Ответа не было. Голуг медленно, как спросонья, жевал хлеб.

То ли отупел вконец, то ли не пойдет. Ну, Ларгор был либо в выигрыше, либо при награде, чего уж тут.

Ларгор повторил вопрос.

Голуг все так же медленно проглотил кусок хлеба — и всё-таки покачал головой.

— Тю… — разочарованный больдог только рукой махнул.

Проигравший старшина отвесил голугу хорошего пинка и хотел от души добавить, но Ларгор не дал.

— Цыц, убьешь уже. Пусть жрет. Я выиграл, я добрый сегодня.

— У-у, гаденыш глазастый, ещё сдохнет в своем дерьме, — посулил старшина.

— Пусть с пользой сдохнет.

Подумав, Ларгор снял с голуга и ошейник. Дальше эта штука только помешает, и вообще, это их штука, логовищная. Для новеньких пригодится. Или если на дознание снизу кого притащат.

Конец цепи вручил третьему старшему.

— Отведешь на самый нижний уровень, в шахту двенадцать. Дюжина на нижнем уровне, понял? И скажи тамошнему главному, чтобы дня три его хорошо кормил.

— Нахрена?! — возмутился старшина.

— Чтоб работал сносно.

— Он же не будет.

— В шахте все будут, его не спросят.

Третий старшина уже поволок голуга за собой, и тут раздался топот, и в Логово, поднырнув у того под локтем и отпихнув голуга, ворвался один из мелких, тараща глаза на полморды.

— Вести — озвереть! — заверещал он. — Рыжего со скалы спёрли!

— А ну цыц! — заорал Ларгор. Пинками выгнал Третьего и голуга, чтобы пленный лишнего не расслышал. И только тогда разрешил говорить.

— Ну?!

— Говорю, рыжего вожака голугского со скалы сперли! Дозорные рассказали! Вышли вечером туда — пусто на стене! Полезли смотреть — только рука почерневшая в наручнике кукишем торчит! Все трясутся теперь, гадают, кто пойдет Самому сообщать!

— Да ты ж… Да они ж!

Ларгор некоторое время орал, объясняя всему Логову, что он думает об охране и обо всех безмозглых вокруг себя. Распахнул дверь — проверить, не подслушивал ли Третий. Но было пусто.

— Ты, — ткнул он пальцем в горевестника, — сидишь тут, заткнув рот кулаком, понял?! Сунется наружу — можете его сожрать.

Все радостно закивали.

— А я схожу, послушаю, чего как.

— Вожак… — старшина почесал в затылке. — А этого последнего ты чё, просто в шахту и все? А прогнуть?

— Дурак!

Тут Ларгор очень кстати вспомнил про

--">