Динара Селиверстова - Парижгород, что на реке Луаре

забеспокоился. — А что?

— А вот выйдет твоя камзоля из моды, так больше в ней на люди не покажешься! — злорадно сообщил Леший и, посмеиваясь, заковылял к чаще, оставив француза в подавленном настроении.

* * *

— Мсье Илюха! — громким шепотом звал Мишель богатыря, вольготно раскинувшегося на берегу лесного ручья. — Мсье Илюха, у меня к вам дело!

Илюха выслушал дело, поведанное на ухо взволнованным шепотом, и замотал головой.

— Не, Мишань, так не пойдет. Это самый что ни на есть грабеж, а мне грабить не положено: я герой, как-никак. Ты вон Гришку Вяхиря попроси, он подсобит.

Гришка Вяхирь, верткий и быстроглазый, поселился в лесу с полвека тому назад, с тех пор, как не поделил добычу с товарищами по ремеслу. Выслушав Мишеля, кратко спросил:

— Дело верное?

— Верное! — убеждал его Мишель. — Я сам слышал, как купец говорил: подвода с товаром поедет через лес.

— Тогда пойдем, — решил Вяхирь.

— Спасибо, мсье Гриша, — говорил Мишель, уводя подельника к просеке. — Вы надежный, с вами никакая опасность не страшна… — Он ненавязчиво повысил голос. — Даже если у купцов обереги с собой окажутся.

Илюха, услышав про обереги, поднял голову из высокой травы, прищурясь, посмотрел вслед уходящим приятелям, ругнулся вполголоса и, поднявшись и подхватив с земли свою палицу, зашагал за ними.

* * *

На следующий день легкий летний ветерок долго разносил по шелестящим кронам вздохи и причитания старого Лешего. Уж как он сетовал, как жаловался на нынешнюю беспутную нечисть! Как сокрушался, что минули те времена, когда лесные духи стращали путников «славы ради, а не токмо для наживы»! Нечисть, однако, его не слушала: богатырь, закинув руки за голову, кемарил на своем излюбленном местечке у ручья, Вяхирь с любопытством разглядывал резную табакерку, захваченную без всякой надобности, а Мишель деловито колдовал над отрезом ярко-синего сукна.

* * *

Улита пребывала в расстроенных чувствах. И было тому сразу две причины. Во-первых, поначалу ей никто про гостя французского не поверил. Оказалось, что ни одна душа, кроме нее самой, иностранца не видела. В гостинице прекрасный незнакомец так и не объявился. А ведь Улита специально подсылала горничную, чтобы та у прислуги все повыспросила! Однако Груша вернулась ни с чем. Ни кучер, ни отец тоже ничего не приметили. Странно, гость ведь мимо них проходил. Не иначе, их забаловавшая лошадь отвлекла. Улита места себе не находила, искала хоть кого-то, кто бы тоже француза видел, но все было тщетно. В конце концов, все решили, что в жаркий день ее просто сморил сон у окошка, и иноземный красавец ей пригрезился.

Улита обижалась, злилась, и даже плакала от досады, и в конце концов постановила для себя: француз путешествовал тайно, инкогнитой, а про гостиницу спросил, только чтобы с нею заговорить. Такое объяснение ее устраивало, и она уже почти повеселела, как тут и нагрянула вторая причина для грусти. Объявился красавец-француз! Да только объявился не в гостинице, и не на той улице, где Улита у окошка его поджидала. Наталья, дочь помещиков Поливановых, его неподалеку от родительского городского дома встретила!

Вечером того же дня Наталья, захлебываясь от восторга, описывала гостям галантного кавалера в роскошном синем сюртуке. Кавалер, дескать, расспрашивал ее, нет ли театра в городе, где проживают столь утонченные особы, как она. Все тотчас узнали в описании красавца, виденного Улитой, только одет он был по-другому. Так оно и понятно: не будет ведь благородный человек всегда в одном и том же расхаживать.

А Улита и не радовалась, что ей, наконец, поверили. Она приняла решение, что, едва из гостей домой воротится, так тут же душераздирающий стих о разбитом сердце напишет. И непременно чтоб в рифму!

Купец Белоглазов тоже не утешился тем, что слова его дочери подтвердились. Он сидел за столом, слушал рассказ об элегантном синем сюртуке иностранца, и вздыхал, вспоминая отрез добротного сукна, безвозвратно сгинувший в лесу при самых что ни на есть таинственных обстоятельствах.

--">