Мария Кимури - Фейри в сапогах (СИ)

потерплю, а послезавтра, глядишь, о жареной кошатине задумаюсь! Ты вон как откормился на наших мышах, в тебе мяса будет побольше, чем в целой колбасине! А шкура на рукавицы просится… Пшел вон, пока цел!

Вот тогда кот и заговорил.

*

— Сгинь, нечисть! — жалобно сказал парень, обретя вновь дар речи. Перекрестился. Подумал, перекрестил еще кота.

— Дурак ты, — сказал кот. — Какая я тебе нечисть? Под холмами, по-твоему, тоже нечисть живет?

— Почем я знаю? Старый священник говорил, что под холмами живут бесы. А новый — что там вообще никого не бывает, а домовые да лесные плясуны просто животные, вроде заморской бебезяны, на людей похожи и слова человечьи бездумно повторяют. Почем я знаю, кто прав…

— Ну и как, бездумно я слова повторяю? — спросил кот насмешливо.

— Да не то, чтобы… А кто ж ты, если не нечисть?

— Слуга госпожи-из-под-холма. — Котище моргнул и нехотя добавил:

— Был слуга.

— Это… — Гастон из угла выбираться не спешил. — Если ты слуга, значит, господином тебя звать не надо.

— Пффф!

— А что, под холмами правда есть целое королевство?.. Прямо под ногами?

— Сейчас, так я все тебе и рассказал.

Несколько мгновений было тихо, только потрескивал, догорая, костерок.

— Правда… уйди. — Попросил Гастон неловко. — Бога ради, иди отсюда. Я тебе плохого не сделал, и ты меня не трогай. Ступай под свои холмы. Я ж тебя и есть по правде не хотел, даже когда думал, что ты просто кот…

— Полудурок!

— Почему?

— Потому что на целого дурака не тянешшшшь! — зашипел зверь, прижимая уши. — Ты что, еще не понял? Я твой должник! Я не могу уйти! Ты жизнь мне спас, дубина!

Гастон икнул и неловко плюхнулся на пол. Зверь подошел, ткнул парня лапой в худое колено, торчащее из прорехи штанов.

— Есть обязательства, — сказал он, — которые мы не можем нарушать. В отличие от людей. У нас есть правила. За спасение надо расплатиться.

— А если ты не.это?

— То никогда не смогу вернуться домой, — сказал зверь с глазами цвета песка под вечерним солнцем или золотого шитья на господской одежде. — У меня, знаешь, тоже был дом.

После этих слов парень не выдержал и разрыдался. Даже у говорящего кота где-то был дом, и тот надеялся вернуться, а у него…

Кот не сочувствовал и не насмешничал. Он пережидал человечьи слезы, словно непогоду, у затухающего очага, подставляя теплу бок со шрамом от собачьих зубов.

К тому времени, как Гастон утер нос рукавом и размазал по лицу последние слезы вместе с пылью, угли успели погаснуть, и в щели вовсю ползла осенняя промозглая сырость. Как ни скверно было у парня на душе, но мерзнуть и голодать уже не хотелось. Он раздул огонь, подкормил его щепками и кинул в очаг остатки хвороста.

— Кот, а кот… — позвал шепотом.

— Ммм?

— А называть-то тебя… как?

— Котом, — сказал зверь сухо.

— И… что же мне теперь делать?.. — спросил Гастон даже не у кота, а у всего вокруг — маленького костра, закопченых камней очага, щелястых стен и деревянных вил в углу. — Я ведь нигде не был толком. Ну, в город пойду, в слуги попрошусь — а кому там нужен еще один крестьянин? Слуга из меня… какой слуга из меня, неуклюжего. Братья всегда говорили — руки не оттуда растут. А, все равно деваться некуда. Пойду завтра в город, может, кто возьмет… Уехать бы. А то встречу своих на рынке, хоть сквозь землю проваливайся. Слушай, кот… — встрепенулся он, — а может, вам в холмах слуга пригодится? С железом работать.

— Нет, — сказал кот. — Ничего хорошего от того не выйдет. А то вернешься, а здесь сто лет прошло, и даже имени твоего не помнят.

— Неплохо бы!.. — заметил Гастон с надеждой. Но зверь промолчал, и парень сник.

— Хоть расскажи немного про ваши холмы… — попросил он шепотом.

Ответа уж и не ждал, но кот все же отозвался.

— Под холмами только начинается дорога, — сказал он приглушенно, словно боясь, что кто-то услышит. — Проходит

--">