Александр Николаевич Климов - Венецiанская утопленница

Глава первая Вниз и вверх!

1

Чёрное дно глаз. Бледные мазки щёк. Невеста в фамильных шелках.

Зубы сжимают страх…

Ведьма,

напротив,

с поникшим лицом.

Волосы длинные, тушью расписаны – тянутся нитями…

Вниз…

Грязной тиной,

сырой паутиной —

плетут век окно,

что разделило их,

но…

Холст обрывается, грубо обрезанный.

Старый рисунок, давно часом съеденный, – служит теперь ширмой в комнате, где слишком много бывает мужчин.

Тлеет на сердце невесты.

Ведьма горит с нею вместе.

Тень дует в пламя

– ночь обращает в день.

Тлен…

2

Ночь над Чемульпо разрывает девичий визг.

Корабли на приколе отвечают долгим гудком пожарной тревоги.

Лай откормленных собак будит корейский порт.

Цветник госпожи Дома Пионов покидает заведение в спешке. На землю сыплются лепестки пламени.

Аромат пожара приманивает жужжащих тележками мародёров.

Шлюхи с зарёванным гримом тянут копченый скарб на горбу. Под светом газового фонаря утончённые бутоны Дома Пионов распускаются придорожными сорняками.

Алая роза расцветает над городом – вспыхивает черепица на кровле пагоды.

Треск!

Жар.

Вой госпожи, потерявшей бордель, – лучший из худших в Азии. Злые шутки посетителей на всех европейских языках.

Звон каланчи.

Пожарная команда тянет брезентовые рукава и любуется заревом.

На землю ложится тень чернее вороньего крыла —

на крыше, объятой пламенем, стоит человек —

моряк российского военного флота —

Чай Готтофф,

тщетно пытается раскурить китайскую трубку от тлеющего рукава.

Он, очевидно, пьян, но факт игнорирует.

Ветер треплет его фигуру. Огненный шторм рисует ему кроваво-золотые крылья за спиной. Люцифер в аду грызёт ногти от зависти.

Моряк возносится одним шагом в пустоту, в которой отчётливо видит трап в небо, и летит вниз.

Девушки на земле визжат и широко открывают глаза, чтобы впитать каждый миг падения русского.

Земля свистит в лицо Готтоффу. Он всё ещё пытается раскурить трубку.

После полуденного ливня земля мягка, ровно настолько, чтобы моряк не умер от удара сразу.

– Живой! – слышит Готтофф свой собственный голос и через мгновение глохнет от хруста коленных суставов.

Зрители не спешат на помощь. Хозяйка указывает на Готтоффа полицейским как на поджигателя.

3

Готтофф на операционном столе. Керосиновые лампы качаются под потолком. Черти пляшут вокруг стола с ножами и пилами. Лица прячут за белыми масками. Один из них наклоняется к лицу моряка и медленно выцеживает по слогам:

– Служить хотите? Дальше? На флоте?

– Нет, – шепчет ему Готтофф, не имея сил лгать.

– Ну-с…

Доктор терзает ноги ланцетом, как чайка раненую нерпу клювом.

Чай хотел что-то спросить, но это что-то куда-то пропало… и он заглянул под стол в его поисках, но там было только море, бескрайнее синее-синее, чёрное море…

Готтофф уснул первый раз на этой неделе тихим сном.

4

Пять дней спустя Чай выслушал приказ о своей демобилизации, затем подтянул одеяло до подбородка и нашёл свои ноги там же, где и всегда, в бинтах и гипсе.

– Я в детстве тоже всегда коленки бил.

Унтер, зачитавший приказ, поддержал разговор:

– Хотели отнять ноги, да доктор молодой настоял оставить. Ты подумай, надо они тебе?

– Подумаю, – пообещал Готтофф.

Унтер наклонился и вытянул из-под койки, на которой лежал Чай, деревянную тачку без бортов, на низком ходу, с каучуковыми колёсами.

– Езжай домой. Более ты не ходок. Ноги у тебя теперь только для формы, содержания в них никакого. Сам потом попросишь отрезать, да только с тебя уже тогда меньше десяти рублей не возьмут.

5

Крейсер ушёл с утренним приливом в море.

Не занятые на вахте моряки стояли на корме, сплёвывали за борт и дразнили акул.

С пристани им отчаянно махал бескозыркой Готтофф. Моряки кричали ему вдохновляющие ругательства, а он утирал глаза и жевал губы, чтобы не расхохотаться от радости возвращения домой.

6

Необъятна Россия. А ещё более велика она, когда преодолеваешь её без копейки в кармане да на инвалидной тачке. Миллионы вшей успели вывести своё потомство, --">