(BloodyHatt) - Сдвинув Призму. Книга Первая (СИ)

я бы смог разглядеть раздражение, смешанное с ощущением хорошо проделанной работы. Его эмоции были открытой книгой для меня, они потоком гнили обрушились на мою голову, вызывая стойкое отвращение к нему и, в первую очередь, к себе — бессилие убивает. Коса смерти уткнулась прямо мне в голову, её тонкий конец белесого древка вздрагивал при каждом вдохе убийцы. Сквозь непрекращающийся набат ударов сердца и застывший, словно на заезженной пластинке граммофона, крик, я уловил его дыхание, обличенное в слова, но я не слышал, не хотел слышать и больше никогда не услышу. Осознание конца было кристально чистым словно водная гладь бескрайнего моря моих переживаний, бурлящий котел ненависти остыл, опали буруны ярости, разбившись о скальные берега печали. Я чувствовал, что конец близок, сейчас, рассержено гудя, клинок косы разрежет воздух в холодном порыве бесстрастной смертной тени.

Бывают моменты, когда все становится неважным, время останавливает свой ход, а ты замираешь с самым глупым, я бы даже сказал, невероятно тупым выражением лица. Осознание скорого конца смывает рамки просто по щелчку костлявых пальцев, принятие того факта, что это — твой последний вдох, последнее лицо, что ты видишь своими наполненными жизнью глазами, пыльным мешком прибивает твой разум, забивает его в состояние созерцающего свою смерть овоща, и лишь пыль разлетится серым веером — пыль, которой станешь ты. Понимание этого факта до малейшей доли секунды совпало с яркой вспышкой зеленого света, она была живой — она визжала в бесконечной агонии смерти. Он был так холоден и ярок, так прекрасен своим манящим, словно маяк для заблудившегося моряка, светом. Я знал, что не будет больно, я чувствовал приближающийся холод загробного мира, я был готов растворяться в бескрайней пустоте ничто. Веки начали опускаться — то ли от яркого света, то ли от желания запомнить эту картину как можно лучше, — ведь она последняя из увиденных тобой в такой короткой, но все же яркой жизни. Голову мотнуло от потока воздуха, что сжатым горизонтом отбросил меня назад. Руки, державшие прутья манежа, расслабились, пальцы отпустили спасительный круг в виде деревянных решеток, а ноги подогнулись под весом моего тела. Вспышка невероятной, адской боли врезалась в мою голову с правой стороны лица. В лоб ворвался раскаленный прут, желающий пробить своим горящим острием мой череп и добраться до так вожделенного им мозга. Сквозь вату и непрекращающийся набат крика матери я услышал визг. Глаза были закрыты, но я знал, что ему больнее, чем мне: он выл так, словно сам Сатана поднялся из глубин преисподней и лично вырвал его душу из тела. Если бы он и вправду существовал — он бы вымыл руки в котле с серой после извлечения этой гнилой мерзости.

Открыв глаза, я с неумолимой волей заставил себя встать, чтобы посмотреть на хладный труб мерзавца, окинуть его взглядом ненависти и горечи победы, которая далась такой ценой. Прохладный ветер с мелкими росчерками капель дождя прорывал завесу тумана через пролом в стене и крыше рядом с моей головой. Обведя помещение расплывающимся взглядом, в котором плясали разноцветные круги багрового оттенка, я видел огонь и пепел, что сизыми хлопьями укрыл покрывалом мрака все помещение. Прибитый редким дождем он расплывался черными лужами, стекая в дыру пролома стены, пол слегка накренился, и то, что осталось от убийцы, скоро смешается с землей. Словно помои, выплеснутые из окна среди нерасторопных прохожих, он заляпает своим прахом сапоги и смешается со сточными водами — туда ему и дорога.

Мне было плохо, чертовски плохо, спазм сотряс мое нутро и поток рвоты брызнул из моего маленького рта, он стекал по подбородку, падая на мою грудь, — мне было все равно. Через секунду в комнату ворвался низенький старик, хотя нет — судя по поднявшемуся в мою сторону лицу — это мужчина, просто он слегка заросший, сгорбленный и не очень то и красив. Мелкие глазки, что в панике бегали в поисках чего-то, тихий скулеж и громогласный писк, когда он поднял тонкий белесый словно кость прутик. Он даже не посмотрел на меня, как скрючился до маленькой и юркой тени, что поскакала вниз по ступенькам, я даже удивляться не стал. Через минуту, тяжело шагая, опираясь руками о пошатнувшиеся стены, поднимался мужчина. Он был одет во все черное, что резко контрастировало с его белым словно мел лицом. Его глаза были расширены от ужаса, в них тлела

--">