Александр Валентинович Ледащёв - На единорогах не пашут

Александр Валентинович Ледащёв НА ЕДИНОРОГАХ НЕ ПАШУТ

Моему отцу посвящаю

Дорога, открытая войной

1

Луна грустно, но решительно замоталась в рваное полотно черной, грозовой тучи, и стало совсем темно. Молния, еще далекая, черкнула по небокраю и на миг высветила: на гребне крепостной стены, мокро блистающей чешуею гранитных глыб замка, стояли двое — невысокий, худощавый человек в длинном, до земли, балахоне и огромная сова, головой вровень с плечом одетого в балахон. Вдали, в черноте, дышащей влажным ртом, вспыхнул огонек — по правую руку человека. Чуть погодя — такой же огонек, маленький, но яркий, полыхнул по левую руку.

— Тебя обложили, как лиса в норе, — равнодушно сказала сова.

— Да, похоже. Они идут с двух сторон. Или хотят, чтобы мы так думали. А основной удар запросто может прийтись откуда угодно, — глухим, неокрашенным голосом сказал человек. Он говорил быстро, откусывая слова и сплевывая их на ветер.

Словно соглашаясь с говорившим, кто-то вдали чиркнул кресалом, и третья рдяная точка повисла во тьме, казалось, сама по себе — прямо перед странной парой, стоявшей на краю стены. Еще, еще и еще — со всех сторон вспыхивали и не гасли огоньки.

— Гм… — негромко сказал человек. — Как-то странно вдруг осознать, что у меня довольно-таки большой майорат. Причем осознать это, глядя, сколько деревень запалили вокруг моего замка. Моих деревень.

— Что ты будешь делать? — сердито спросила сова, явно досадуя на человека за неуместные рассуждения.

— Что я могу сделать, Шингхо? — спросил в свою очередь человек.

Помолчали. Тьма, придавленная сверху чудовищной по размерам тучей, изнемогала от удушья, а ливень медлил. Медлила гроза. Медлил с настоящим ответом человек в балахоне.

… Он провел пальцами по складке балахона и посмотрел на Шингхо.

— Что ты будешь делать, герцог? — на этот раз вопрос не предусматривал никаких экивоков. В голосе Шингхо не слышалось уже давно ставшей привычной издевки. В вопросе же дрожал, как марево горящих деревень, ответ.

Герцог. Сочное, властное слово. Гер-цог. Стук кованых копыт по брусчатке замкового двора.

— Что я могу сделать? — повторил ты. — Что мог бы сделать простой пришелец из-за Кромки, каким я был не так давно? Уйти? Сдаться? Спасти людей, зависящих от него? Да, он — он — мог это сделать. Но что могу сделать я, повелитель майората Вейа, герцог Дорога? Мы будем драться, — ненужно подытожил ты, тем самым обрекая на смерть сотни людей.

… Впрочем, другого ответа они бы мне никогда не простили.

… Если верно, что сон разума порождает чудовищ, то тишина способна запросто породить кошмар и неразбериху. Просто вдруг, прямо в лицо, выкинуть шум, крик и неистовство.

… Мужчина, в мокро отсвечивающей одежде черного цвета, с большими подкладками под плечи и высоким, тяжелым воротом, в котором тонула его шея и нижняя часть подбородка, с матово поблескивающей цепью на груди, немного нарочито вскинул брови вверх и, чему-то одновременно усмехнувшись на левую сторону рта, бесцветным голосом сказал: «Смешно. Я герцог. Х-ха,».

… Он сидел на балконе башни — донжона своего родового замка и смотрел на вечереющие поля и леса. Полей было сравнительно немного. По сравнению с темным и днем кругом многовекового леса, населенного правильными жителями и деревнями в его чреве — кажется, навек проглоченными огромными деревьями и густейшим подлеском. Как умудрялся неутомимо расти подлесок в тени и жадности гигантов — неизвестно. Но так было надо, правильно — и он рос.

Проглоченными? Скорее, бор был опасно беременен человеческим жильем — поселениями данников и захребетников его, герцога рода Вейа по прозвищу «Дорога». Бор тяжело болел людьми. Пуповины от каждого отвратительного зародыша пожаров, палов и просек, раковых метастазов Бора — селений — тянулись сквозь тело леса и сходились у замка, стоявшего на скале под неожиданным названием «Дом».

Это то самое место, которое герцог Дорога впервые сумел принять, --">