Александр Михайлович Бруссуев - Не от Мира Сего 4.

Но Илейко Нурманин, как и Добрыша Никитич, не говоря уже про Алешу Поповича, тем запомнились народу, что любой власти могли противопоставить свою силу богатырскую, свою удаль молодецкую, свое дело правое. Вот и оказались в Былинах. Независимость - это их достоинство. Ну, а недостатки...

Все они умерли, умерли по-разному, и, казалось бы, обессмертили имя свое, вроде бы сами того не желая. Но к сегодняшнему дню мало кто вспомнит нетленное "тело с кукишем" в Киевско-Печорской лавре и тленные тела, опустившиеся в свое время на дно Чудского озера. Так ли важно, по какой причине они ушли на тот свет, гораздо патетичней вышибать слезу умиления "за святую Русь". А духовенство и державное "управленство" в этом деле помогут, им это, в общем-то - раз плюнуть. Лубочные богатыри - самые безопасные богатыри в мире.

А то, что я написал - вероятнее всего, лишь фантазии, вольное толкование народных преданий. Однако каждому придет свой черед, когда станет ясно: насколько далеки мы от Истины, или же, как близко к ней мы подобрались. Лишь бы было желание узнать, а все остальное уже в божьей воле, либо в воле Господа. Кто не верит, сможет убедиться сам, надо только жизнь пережить.

1. Добром это дело не кончится.

Добрыша Никитич не всегда был главным среди главных. В Пряже, где считалось вполне уместным наряжаться не только по праздникам, но и во вполне рядовые дни, а, точнее - вечера, манерность ничуть не являлась поводом для насмешек. Так у них было принято. Так у них завелось. Даже несмотря на то, что не была Пряжа огорожена крепостной стеной, как, положим Олонец, либо Кемь, но местных жителей это нисколько не смущало. Пусть их, городских, а их и в селе неплохо кормят.

Люди, конечно, были тут самые разные: и злые, и не очень злые, и даже вполне добрые - но каким-то образом они выделялись среди подобных им: тех, что из других населенных пунктов. Вероятно, под влиянием окружающей среды. Природа была вокруг та же самая, что и везде: лес, кристально чистые озера, звери, опять же, бегают, птички всяко-разно перекликаются, рыба молча плавает по своим делам.

Но самые мудрые пряжинцы, которые не обязательно - самые старые, разъясняли случившимся пришельцам: "Степень ощущения счастья у нас - один из самых высоких в районе". Они имели в виду, конечно, район Земного шара, прозванный "Ливонией". Пришельцы с важным видом кивали головами, то ли в согласии, то ли в восхищении, про себя оценивая: стоит ли вербально сомневаться, получится ли драка, будет ли ущерб. И молчали, как правило.

Да и что можно возразить, если местные краеведы подкрепляли свои слова простыми выдержками из санскрита. Пряжа - это pra, что в переводе придает усиление значению последующего слова, и ja - жизнь, ни больше, ни меньше. "Супержизнь" - вот и весь сказ.

Слэйвины, конечно, морды кривили, но тайно - не хотелось им по этим самым мордам получить. Людики и ливвики с некоторым количеством вепсов, впрочем, как и все коренные жители Ливонии, характеризовались буйством нравов. Проще от них убежать, чем их усмирить. А еще проще - убить. Но до этого пока не доходило. Князьев из слэйвинов сюда не набилось, стало быть, подобных распоряжений никто отдавать не торопился.

Мест вокруг Пряжи, где человек мог, вдруг, почувствовать себя частью Мира, ощутить свое единение с Природой и возрадоваться от этого, имелось довольно много. Некоторые из них были известны людям, некоторые обнаруживались самым случайным образом.

Оказавшись поблизости, человека неминуемо полнило чувство, что он - всего лишь песчинка мироздания. Так бывает и среди океана, когда вокруг, куда ни кинь взгляд, одни лишь гигантские водяные горы, а до ближайшей земли - полдня пути и все время вглубь. Но в воде никчемность человеческого существа вызывает страх, перерастая в панику и сумасшествие. На суше же - совсем наоборот. Душа испытывает трепет, граничащий с восторгом, и хочется отчего-то петь. А некоторым и вовсе - плясать. Но больше всего хочется Верить.

Верить, что как бы ни был мал человек, как бы ни было слабо его тело, но душа его сильна той мощью, кою вложил в нее единый Господь. Вложить-то, конечно, вложил, вот учиться пользовать душу каждый должен был самостоятельно.