Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

урунокийского алфавита в тусклом пламени свечи. В конце концов Бару добралась до нужной строки: «Конвой — караван или группа кораблей, собранная для взаимной защиты и обычно сопровождаемая военно–морским судном».

Военно–морским судном. Хм… Вот о чем отец Сальм сказал: «Он там — за горизонтом!»

Бару прислушалась к звукам, раздающимся во дворе. Стены из золобетона не могли заглушить визг стекла о камень и негромкий разговор матери и отцов — охотницы, кузнеца и щитоносца. Они были чем–то обеспокоены.

Ясно! Причиной их. тревоги был тот самый «пакт».

Что значит это слово, Бару тоже быстро выяснила. Знания и впрямь давали власть над окружающим миром, но пока ей было непонятно одно: как пакт может быть отравой?

Наверняка она выяснит это в Ириаде.

Бару поставила словарь на полку и помедлила, задержав пальцы па ровных стежках переплета. Совсем недавно библиотека матери пополнилась очередной книгой, переплетенной в кожу иноземной выделки. На первой странице, напечатанной странными — ровными, сухими и безликими — абзацами, имелось название: «Букварь и основы грамматики афалона, торгового языка Империи, изложенные доступно пониманию туземцев Тараноке».

В нижнем углу было указано количество экземпляров. Цифра была заоблачной: Бару, пожалуй, сразу бы сбилась со счета.

* * *

Там, где море сворачивалось клубком в объятиях базальтовых рук Ириадской бухты — среди зарослей макадамии, кофе и плантаций сахарного тростника, тянущегося вверх прямо из жирного вулканического ила, — цвел, будто золотая юность, Ириадский торг.

Он наполнял собой Ириадские доки и был самой шумной и восхитительной штукой на свете с тех пор, как Бару себя помнила. А в нынешнем году кораблей здесь собралось еще больше, чем раньше! В гавань пришли таранокийские шаланды и фелюги, ориатийские купеческие посудины с юга и даже громадные торговые суда Маскарада под белыми парусами. С их появлением торгу сделалось тесно на дощатых настилах набережной, и он выдвинулся в море, на плавучие пристани из коа и грецкого ореха, наполняя теплый солнечный день громом барабанов и криками зазывал.

Бару направлялась на рынок ради новой забавы — тайных замыслов и интриг. Она твердо вознамерилась узнать, что беспокоит ее родителей, и сгорала от любопытства.

Что за загвоздка в этих пактах и боевых кораблях?

Ничего, она обязательно все исправит!

Но сперва следовало добраться до самого торга. Когда семья Бару разместилась в каноэ, девочка заняла место на носу, мать Пиньон и отец Сальм начали грести, а Солит принялся нервно оберегать телескопы. Ветер с моря взбаламутил стаи чернети и крохалей, и птицы недовольно взмыли вверх. Оравы поганок, цапель, качурок и фрегатов старались перекричать друг друга, а в вышине над ними парили огромные поморники, черные, точно клинья ночи, вбитые в синее дневное небо. Бару упорно старалась сосчитать их — каждую разновидность в отдельности.

— Бару Корморан, — ласково сказала мать Пиньон. — Подходящее мы тебе дали имя.

Мать была штормовой волной, неторопливой и могучей молнией или ярким лучом солнца. Когда Бару читала о пантерах, то моментально представляла себе темные глаза Пиньон и ее белозубую улыбку.

Мать работала веслом, и удары деревянной лопасти были ровны и размеренны, как морской прибой.

Согретая любовью, Бару встрепенулась и обняла сильную материнскую ногу. Ей не терпелось похвастать точным подсчетом птиц.

Они отыскали причал, выгрузили телескопы, и торг взвихрился вокруг них. Лавируя в толпе, среди множества коленей и лодыжек, Бару отстала от родителей и быстро на что–то отвлеклась. Остров Тараноке сызмальства был торговым портом — удобной безопасной гаванью для ориатийских дромонов и каноэ островитян, — и Бару чувствовала себя здесь как рыба в воде. Бартер, бумажные деньги, арбитраж — все это было ей знакомо. Именно тут совершались крупные и мелкие купеческие сделки и можно было купить любое заморское чудо.

«Мы продаем сахарный тростник, мед, кофе и цитрусы, — объясняла ей мать Пиньон, — а покупаем ткани и парусину. А еще мы меняем различные деньги, которые требуются другим торговцам, — так что будь внимательнее, Бару!»

Но Бару можно было об этом и не напоминать.

Внезапно она напряглась и замерла, навострив уши. В воздухе буквально витала тревога. Все вокруг было хрупким и неустойчивым, словно на остров надвигался шторм, и --">