Александр Владимирович Меньшов - Бледное солнце Сиверии

Александр Меньшов Бледное солнце Сиверии

Часть 1. Дорога вдаль, в медвежий край…

1

Не помню. Абсолютно ничего не помню.

До сих пор перед глазами лишь тот миг, когда разум окутали непроглядные шоры. Тьма поглотила сознание. Было такое чувство, будто находишься в глубоком каменном мешке. Ни одного проблеска света. Ни одного намёка на него. Ни одного лучика.

И я, такой беззащитный, на холодном каменном полу.

А ещё помню страх.

Это был страх маленького ребёнка, покинутого своей матерью. Покинутого навсегда, а не на время, где-то непроходимой чаще. Это был страх одиночества. Страх душевной боли.

Я страдал и ужасно мучился.

Стены вдруг начали мерцать тусклыми зелёными переливами, будто небесные сполохи, кои бывают в северных землях.

Это сияние было поначалу даже незаметным. Казалось воображаемым. Но чем больше я вглядывался во тьму каменного мешка, тем явственней оно становилось.

Едва я это понял, как морок отошёл.

Была ночь. Небо заволокло тяжёлыми тучами, из которых неустанно сыпался мелкий дождь.

Я сидел, прислонившись спиной к толстому стволу дерева. Оно единственное казалось мне тёплым. Всё тело сводило от холода. Зубы стучали друг от друга, выбивая цокающую дробь.

Где я? — сознание всё ещё туго соображало.

Пейзаж не походил на привычную природу Светолесья. Могучие старые сосны сурово глядели на мою скукожившуюся фигуру, словно чего-то ожидая…

Это же Сиверия! — проснулся мозг. — Ну да, Сиверия! Ты что, забыл?

Дождь превратился в снежную крупу.

Я попытался встать и громко охнул. Тело ломило, особенно ребра. Ощущение было такое, будто я свалился с огромной высоты и забил их о землю…

Ну, конечно же, — усмехнулся я сам себе, вспоминая тот отчаянный прыжок и полёт на фонаре над главной площадью. — Ещё бы у тебя рёбра не болели!

Акетон в нескольких местах был порван. Левая штанина распорота до колена и в образовавшейся прорехе виднелся глубокий порез. От того, как сильно замерзла стопа, я понял, что в сапог натекло немало крови.

Дрался, что ли? — опять странные провалы в памяти.

Напрягся: «С кем? Со стражей Айденуса?..»

Я вдруг снова вспомнил тот его пронзительный взгляд.

В отличие от остальных Великий Маг совсем не испугался. Он глядел на меня, словно на нечто необычное и диковинное.

О, Тенсес! Что же тогда со мной случилось?

Ничего не помню. Абсолютно ничего!

Я снова попытался встать.

Надо двигаться, — говорил сам себе. — Надо, иначе замёрзну… околею… Найдут потом мой остывший труп, к примеру, волки. Или росомахи… Отгрызут голову и не вернусь уже в сей мир…

Вера в то, что человек должен умереть правильно, а именно — с головой на плечах, сильно влияла на наше понятие о ритуале смерти. Для многих преступников лучшим вариантом порой было даже сжигание на костре. По их словам, мол, так хоть на новое тело можно рассчитывать, после воскрешения. А то ходить с отрубленной головой подмышкой…

Да всё это глупые россказни. Такие же, как байки про родимые пятна.

— На затылке? — спрашивает крикливая баба у своей подруги. — Знать дубиной, али камнем по голове треснули. Ну тогда, ещё в прошлой жизни. Вот и след остался.

Я относился к этому, как простому суеверию.

А если быть честным с самим собой, то не смотря на все речи церковников, пока никто из чистилища не вернулся. Ну так, чтобы наверняка. Обычно для оправдания применяли отговорку, типа: «Страж Тенсеса, огромный великан в белом одеянии, с ослепительными крыльями за спиной и вооружённый гигантским мечом, стоит у Последних врат, не выпуская Искры назад в Сарнаут. Почему? Да просто нет достойных на воскрешение»…

Идти было очень тяжело. Голова просто раскалывалась на части. Левая нога практически не слушалась.

Я услышал легкое журчание. Думал — показалось.

Пить ведь хотелось страшно. Я сделал несколько шагов, кусты расступились, и, в тусклом свете изредка выглядывающей из-за мрачных снежных туч луны, увидел извивающееся русло какой-то речки.

Вертыш? Другой тут нет, вроде.

Ещё пару шагов и я ступил на тонкую корочку прибрежного льда. Тот как-то тоскливо затрещал под сапогом, но выдержал.

Сил идти уже совсем не было. От усталости мозг словно отключался.

Боюсь ли я смерти? Аж даже интересно! — это я, видно, уже начинаю бредить. — И всё же? Ответь сам себе честно… Боишься или --">