Гай Гэвриэл Кей - Тигана

Гай Гэвриел Кей Тигана

Ты бросишь все, к чему твои желанья

Стремились нежно; эту язву нам

Всего быстрей наносит лук изгнанья.

Ты будешь знать, как горестен устам

Чужой ломоть, как трудно на чужбине

Сходить и восходить по ступеням.^[1]

Данте, Рай

Что может помнить пламя? Если оно помнит немного меньше необходимого, оно гаснет; если помнит немного больше необходимого, тоже гаснет. Если бы только оно могло научить нас, пока горит, как правильно помнить.

Джордж Сеферис.

Моряк Стратис описывает человека

ПРОЛОГ

Обе луны стояли высоко в небе, затмевая все звезды, кроме самых ярких. По обеим сторонам реки горели цепочки походных костров, уходящие далеко в ночь. Тихо струилась Дейза, ловила лунный свет и оранжевые огни костров и отражала их ровной волнистой рябью. И все лучи света стекались к нему, туда, где он сидел на речном берегу, обхватив руками колени, и думал о смерти и о минувшей жизни.

Ночь великолепная, думал Саэвар, глубоко вдыхая теплый летний воздух, запах воды, водяных цветов и растений, наблюдая за отражением голубого лунного света в серебристой реке, прислушиваясь к тихому шелесту течения Дейзы и поющим голосам у далеких костров. На другом берегу реки тоже поют, отметил он, вслушиваясь в голоса вражеских солдат, долетающие с севера. Странно, как трудно вложить ощущение абсолютного зла в эти мелодичные голоса и слепо ненавидеть их, как, по-видимому, положено солдату. Только он в действительности вовсе не солдат и никогда не умел ненавидеть.

Он не различал фигур на противоположном берегу, но видел костры, и несложно было понять, насколько к северу от Дейзы их больше, чем здесь, у него за спиной, где его сограждане ждали рассвета.

Почти наверняка — последнего. Саэвар не питал иллюзий, никто из них не питал иллюзий после той битвы у этой же реки пять дней назад. У них было лишь мужество и вождь, чья дерзкая отвага могла сравниться только с отвагой двух его молодых сыновей, находящихся здесь вместе с ним.

Оба были красивые мальчики. Саэвар пожалел, что ему так и не представился случай сделать хотя бы один их скульптурный портрет. Принца он, разумеется, ваял много раз. Принц называл его другом. Нельзя сказать, думал Саэвар, что он прожил бесполезную или пустую жизнь. У него было его искусство, оно давало радость и стимул к жизни, и за него он удостоился признания больших людей своей провинции, даже целого полуострова.

И любовь он тоже знал. Саэвар подумал о жене, а потом о двоих собственных детях. О дочери, чьи глаза открыли ему отчасти смысл жизни в тот день, пятнадцать лет назад, когда она родилась. И о сыне, слишком юном, чтобы позволить ему идти на север воевать. Саэвар вспомнил выражение лица мальчика, когда они расставались. Наверное, такое же выражение было и в его собственных глазах. Он тогда обнял обоих детей, потом долго молча обнимал жену; за эти годы все слова были сказаны уже много раз. Потом он отвернулся, быстро, чтобы они не увидели его слез, вскочил на коня, с непривычки неловко управляясь с мечом у бедра, и ускакал вместе с принцем на войну с теми, кто напал на них из-за моря.

Он услышал легкие шаги за спиной слева, приближавшиеся оттуда, где горели походные костры и голоса сплетались в песне под аккомпанемент сириньи. Саэвар обернулся.

— Осторожно, — негромко крикнул он. — Не то споткнешься о скульптора.

— Саэвар? — прошептал чей-то насмешливый голос. Голос, который он хорошо знал.

— Это я, милорд принц, — ответил он. — Вы можете припомнить другую, столь же великолепную ночь?

Валентин подошел — света было более чем достаточно, и все хорошо видно — и аккуратно опустился на траву рядом с ним.

— Сразу не припомню, — согласился он. — Видишь? Прибывающая Видомни сравнялась с убывающей Иларион. Две луны вместе составили бы одну полную луну.

— Странная это была бы луна, — заметил Саэвар.

— Это странная ночь.

— Так ли это? Изменилась ли ночь из-за того, что мы творим здесь, внизу? Мы, смертные, охваченные безумием?

— С нашей точки зрения, это так, — тихо ответил Валентин, его быстрый ум уже нашел ответ на вопрос. — Мы видим в ней такую красоту отчасти потому, что знаем, что сулит утро.

— А что оно сулит, милорд? — спросил Саэвар, не успев сдержаться. Он почти надеялся, словно ребенок, что у этого черноволосого принца, гордого и --">