Ульрике Швайкерт - Наследники ночи. Смертельная схватка

Ульрике Швайкерт Смертельная схватка Наследники ночи — 5

Посвящаю моему любимому супругу Петеру Шпееманну.

А также Шакире, которая каждый день радует и вдохновляет меня.

СЕЙМОУР

Волк беззвучно проскользнул в приоткрытую дверь и очутился в темной хижине. Низкая, покрытая мхом крыша делала ее почти незаметной на фоне бледной зелени болота, гревшегося в лучах уходящего лета. Свет заходящего солнца проникал сюда сквозь незакрытую дверь и крохотное окошко, и все же в единственной комнате хижины было так темно, что глаза человека с трудом смогли бы рассмотреть контуры предметов ее скромной обстановки. А вот волку хватило одного беглого взгляда, чтобы увидеть все, что наполняло это бедное жилище: низкую деревянную лежанку в правом углу с расстеленным на ней лоскутным одеялом, корзины из прутьев у дальней стены, от которых исходил запах сырого торфа и всевозможных трав, массивный стол в окружении четырех стульев посредине комнаты и расположенную слева от него печь, возле которой рядами выстроились горшки и котелки. Мерцающие точки света, словно светлячки, порхали по их начищенным до блеска медным бокам. Взгляд волка замер на силуэте женщины, которая — повернувшись к нему спиной — сидела у почти затухшего очага. Она не шелохнулась, когда волк беззвучно приблизился к ней.

— Ну, с чем ты пришел ко мне, сын мой?

Нет, Сеймоур нисколько не удивился, что ему не удалось застать Тару врасплох. Вероятно, она мысленно следила за ним еще с той минуты, когда он пересек гребень горного хребта и начал спускаться вниз к болоту.

— А как же иначе? — ответила на его размышления друидка. — Разве это не естественно? Разве не свойственно каждой матери с гордостью и заботой следить за своими детьми?

Волк зарычал со смешанным чувством недовольства и радости, но ничего не ответил. Вместо этого волчье тело Сеймоура начало неестественно извиваться. Оборотня трясло с головы до ног, его серебристо-белая шерсть дрожала. Затем каждая шерстинка словно втянулась в кожу, длинная волчья морда исчезла, а череп изменил форму и приобрел человеческие черты.

Когда оборотень поднялся в своем человеческом обличье, друидка повернулась к нему. На ее губах заиграла грустная улыбка, а глаза, удивительно ясно и живо глядевшие с изборожденного морщинами лица, наполнились нежностью. Никто не мог бы с точностью сказать, сколько ей лет, а друидка не собиралась разговаривать на эту тему. Сеймоуру и самому было уже более ста лет. Однако он не был стариком. Магия оборотней замедляла старение его тела, которое казалось несколько худощавым, однако было мускулистым и сильным. Сеймоура можно было назвать мужчиной в расцвете сил. Глядя на суровые черты его лица, трудно было определить его возраст, но длинные серебристые волосы оборотня свидетельствовали о богатом жизненном опыте.

— Присаживайся, Сеймоур, и расскажи мне о том, что тебя гнетет, — сказала Тара, указывая на один из стульев, и принялась подкладывать в печку новые куски торфа и ворошить догорающие угли, пока над ними не показались первые языки пламени и в трубу не потянулся темный дым.

Затем друидка зажгла обе свечи, стоявшие на столе, достала с полки пузатую бутылку и два глиняных стаканчика, наполнила их и села рядом с сыном. Сеймоур немного недоверчиво обнюхал содержимое своего стаканчика, пахнувшее перебродившим медом и черникой, и сделал маленький глоток.

— Не часто тебе приходится пить такое, — усмехнулась Тара.

Сеймоур пренебрежительно хмыкнул.

— Что правда, то правда. Вино волков — вода из горных рек. Но я пришел не для того, чтобы попробовать твое варево. А впрочем, ты и так это знаешь, — добавил он с горечью в голосе. — Зачем мне задавать тебе вопросы, которые ты уже давно прочла в моих мыслях?

Тара немного виновато пожала плечами.

— Не нужно на это обижаться. У меня уже вошло в привычку читать мысли тех, кто мне дорог. И все же я рада, что ты проделал такой долгий путь, чтобы поговорить со мной.

Оборотень ничего не ответил. Тара терпеливо ждала. Сеймоур еще пару минут боролся с охватившим его раздражением, прежде чем выпалить все, что уже несколько недель тревожило его сердце.

— Я больше не могу достучаться до нее! Мне кажется, что мысленные узы, так тесно связывавшие нас, становятся все тоньше. Еще немного, и они разорвутся!

Янтарные глаза оборотня наполнились --">