Эд Гринвуд , Роджер Джозеф Желязны - Тайна Амбера

Эд Гринвуд, Роджер Желязны Тайна Амбера

(ЭГ)

Она вздёрнула бровь:

— Я думала, ты умнее, брат. Но, видимо, ошибалась.

Я отпил глоток вина.

— Видимо, так. В который раз.

Молчание.

Она снова шевельнула бровью и в ответ получила ещё одну толику молчания.

— Итак, Корвин?

Глядя в глубину бокала, я проговорил:

— Разочарование — из тех зверей, что охотятся стаями.

(РЖ)

— А остроумие — пташка, которая даётся в руки мало кому из принцев.

Я пожал плечами.

— Неодобрение твоё, Фи, волнует меня ещё меньше обычного. Учитывая обстоятельства.

Она вздёрнула голову, рыжие локоны взметнулись, подобные языкам пламени.

— А напрасно. Учитывая обстоятельства.

В ответ я шевельнул бровями, допил вино, снял ноги со стола и направился к двери.

Она фыркнула мне в спину.

Я остановился. Поворачиваться не стал, но подождал. Фиона просто не способна не продемонстрировать, что она-то уж точно на шаг впереди всех нас. Или хотя бы изобразить нечто подобное.

— Клинок при тебе, — сказала она. — Хорошо.

Я вышел вон, оставив умные комментарии при себе. Не время. Не сейчас, когда по Дворцу Амбера бродят самое малое три призрака-убийцы.

(ЭГ)

Где-то за окном в склоны Колвира ударила молния. Возвращаясь в свои покои, я никого не встретил.

В камине горел огонь, все было так, как я и оставил. То есть по части выпивки имелось из чего выбрать.

Я выбрал добрую порцию аквавиты, подобрал на полке книгу получше и, исполненный благих намерений, стал ждать, кого они могут привести.

(РЖ)

Где-то между полуночью и рассветом одна из стен раскрылась там, где не должна была, и нечто из тени и серебра явилось мне.

Грейсвандир надёжно устроился в моей ладони; я поставил бокал — все равно давно уже пустой, — и ждал.

Говорят, терпение — добродетель лишь для статуй. Но я давно превысил отпущенную мне меру ошибок, а отдраивать хорошие ковры от крови — адова работёнка.

Из темноты прозвучал шёпот.

— Корвин. Пора?

(ЭГ)

Итак, оно меня знает. Преимущества положения и все такое. Что — пора?

— Нет, — уверенно отозвался я. — Уходи.

Серебро взвихрилось передо мною.

— Увы, не выйдет, принц Амбера. Я пришёл за кровью и возьму ее.

Шёпот был близким, голодным — и совершенно незнакомым.

Я отступил, рассекая клинком воздух перед собой.

— А что, если ты скажешь мне, зачем. А заодно и назовёшься, раз уж участвуешь во всем этом.

Ответом был смешок — странно знакомый, — а миг спустя тени вскипели полудюжиной колюще-режущих лезвий, и Грейсвандир сердито зазвенел, рассыпая искры.

Я перебрал в голове дюжину ругательств, но счёл их неподходящими.

Фиона опередила меня. Снова. «Принц дураков», так она однажды назвала меня. И снова назовёт, если я окажусь достаточно везучим, чтобы пережить ближайшие сложные мгновения. Или достаточно быстрым.

Молния ударила в стену Дворца, где-то поблизости. Чего никоим образом не должно было случиться, учитывая все предохранительные чары…

Острие растворилось в тенях, и ещё одно, а потом мой клинок скользнул сквозь тени и вошёл в ничто.

В ничто, плеснувшее серебром по полу, отчего ковры немедленно задымились.

— Принц Амбера! — прошипел раненый гость. — Хорошо дерёшься!

Я снова ударил.

(РЖ)

Тени сомкнулись, и я снова остался один.

Книга лежала на полу, страницы обгорели. Проклятье. Глядя на затухающие сполохи грозы, я размышлял, узнаю ли когда-нибудь, с чем сражался. Или почему. От этой фамильной политики одни неприятности.

Три призрака, сказал Бенедикт — и почти уже произнёс ещё что-то, но тут лицо его разгладилось и он отвернулся. Значит, он узнал того, которого видел.

И фонарщик узнал — до того, как призрак догнал его и выжег ему череп изнутри.

До того погиб Кольм и один из поваров. И семь служанок — а может, с тех пор ещё кто-то.

Потом они взялись за нас. Одному почти удалось достать Флору. И Джулиана. Почти.

Мы, амбериты, крутая порода.

(ЭГ)

Стена была такой же прочной, как всегда, и я достал фонарь и пошёл искать неприятностей. Вопреки обычаям принцев Амбера, согласно одному из афоризмов Дроппы.

Ха-ха.

«Поспешай медленно», однажды сказал отец, когда я из-за Эрика пришёл в ярость и что-то сломал. Но с тех пор, как отец исчез, многое переменилось.

О да, многое.

Я спускался по лестнице, когда тени и серебро снова появились, надо мной и подо мной, --">