Святослав Владимирович Логинов - Матрёнины пироги

Святослав Логинов Матрёнины пироги

Весь день бирючи, надрываясь, выкрикивали по площадям и улицам указ, чтобы мочный люд работу бросал и собирался на войну. Дело такое, не мы войной пошли, а на нас. В таком разе дружиной не оборонишься, всем народом отбиваться надо. Обкричали весь город, только Небожью слободу стороной обошли. Народец там живёт негодящий, некому оттуда на войну идти. Однако зашевелилась и Небожка; все на рать, так и я бежать… В Пусынином доме крик ором стоял. Что там Пусыня твердил, людям не слыхать было, а Авдотьин голос довсюду доносился. Вот бы кому бирючом быть.

— Совсем старый с глузду съехал! Какой тебе войны захотелось? Тебе только тараканов по печи гонять!

По всякому пустому делу баба завсегда мужика перекричит, но тут Авдотья умолкла и в скором времени появилась в проулке, таща в охапке боевой дедов кафтан, прошитый стальной нитью. Повесила на плетень и принялась выбивать палкой залежалую пыль. Лупила так, что никакому супостату не ударить. Клубы ржавой пыли вздымались облаками, и понятно было, что эта битва для древнего доспеха будет последней.

Малые мальчишки, которых в Небожке бегала тьма, и все как один — сыновья молодых вдовиц, называющие тятями всякого встречного мужчину, нарезали из лозняка сабелек и порубали непокорные головы окрестным репейникам.

Пропойцы, которым и места нигде окромя Небожки не осталось, дружной толпой рванули в кабак. Однова, мол, на войне пропадать. Никакая вражья твердыня их напора не выдержала бы, но кабатчик Донатыч и не такое видывал, так что никому халявной выпивки не досталось.

Коснулось общее волнение и Матрёниной избы.

— Бабушка, — спросила Мотря, — а нам тоже на войну идти надыть?

— Я те дам — на войну! Наше дело пироги да сайки, а не сабли да сулицы. Давай, тесто меси. Гладко не вымесишь, пирог пышным не получится.

— Мучицы бы добавить… Жидковато тесто.

— Ха! С мучицей кто угодно вымесит. А ты так сумей.

Разговоры не мешали стряпухам делать дело. Мотря, сирота, взятая в обучение, месила тесто в преогромнейшей деже, а Матрёна занималась начинкой: двумя ножами рубила на доске сомовину. Вчера, когда о войне ещё никто не слыхивал, рыбаки вытащили из речки двухаршинного сома. Целую рыбину купить никто не мог, и сома продавали на вес. Матрёна купила четыре пласта едва не в пуд весом, и теперь пирожницы готовились выпекать пироги с сомовиной. Зелёного лука был настрижен целый таз, розоватое рыбье мясцо нарублено приличными кусочками. Начинку оставалось только посолить, но это делается в последнюю минуту.

Матрёна в большой миске перемешивала рыбу с луком. Мотря отвалилась от дежи и выдохнула:

— Кажись, всё.

— Не кажись, а всё, — ворчливо согласилась Матрёна.

Разделочный стол присыпали мукой, вывалили тесто. В две скалки принялись раскатывать. Пару преогромных пирогов с рыбой выложили на глиняные противни и отставили в сторону. Не дашь пирогу рссстояться, сразу сунешь в печку, такое спечётся, что только волку по зубам. Пока суть да дело, в оставшийся лук покрошили пяток крутых яиц, сдобрили топлёным маслицем и налепили ещё два противня пирожков с зелёным луком.

Последние остаточки теста пошли на плюшки. Их лепили с завитком, с подвыподвертом, сверху мазали мёдом и густо посыпали маком.

— В полях мак цветёт, — вздохнула Мотря, — накрасно. Как кровью по траве спрыснуто.

— Ты бы язычок за зубами придержала. Война у ворот, а она про кровь на траве. Гляди, как бы не сглазить.

— Баба Матрёна, да сколько тому цвету быть? День — и осыплется. В прошлом году тоже цвело накрасно, а мак не вызрел. Натрусили всего ничего, сейчас остаточки досыпаем.

— И что с того? Семь лет мак не родился, а голоду не было. Сыпь, не жалей. Будет мак, — будет смак. Не будет мак, — проживём и так. Поглянь, как там печка? Не пора пироги ставить?

Мотря отложила кубышку с маком, вооружилась кочергой, отодвинув закрышку печи, принялась шуровать в чёрном зеве.

— Ты смотри, сама там не спекись, — предупредила Матрёна. — С потрохами в самый жар влезла.

— Ничто со мной не сделается, — донёсся Мотрин голосок. — Разве что подрумянюсь малость.

Мотря отложила кочергу, взялась за помело, то, что поновее, с можжевеловых веток. Старое помело, лыковое уже изрядно износилось и доверия не вызывало. Через минуту печной под был начисто выметен, зола ссыпана в надтреснутый, перепелёнатый берестой горшок.

--">