Элеонора Генриховна Раткевич - Джет из Джетевена

беспокойство оказалось напрасным. Та же рука, что потянула его вниз, крепко держала повод. Теперь только Иллари разглядел своего спасителя. Мальчик? Юноша? Высокий, ломкий, слишком худой для взрослого, но слишком сообразительный для подростка. У взрослых не бывает таких тонких рук, таких легких движений. А у детей не бывает таких настороженных глаз. Бездонно-черные глаза — до того черные, что кажутся лиловыми. Черные длинные волосы — наверное, красивые, да поди разберись, до того они грязные, спутанные. Хрупкое тело и живописные лохмотья сплошь в пыли, в грязи, в потеках и разводах. Но этот взгляд... Странный бродяжка. Впрочем, в белом городе кого только не встретишь! Бродяги, торговцы, шаманы, нищие, беглые рабы, безумные лиловоглазые джеты, остролицые горцы, наемники из Междуречья...

Странный бродяжка придержал серебряное стремя, и Иллари легко вскочил в седло. Он уже стиснул коленями бока лошади, но с места не двинулся. Странный Бродяжка держал правой рукой стремя, левой — повод, и смотрел на Иллари.

— Что тебе нужно? — спросил Иллари, с трудом подавляя раздражение. Единственное, за что нельзя требовать ни платы, ни благодарности — это спасение жизни. Любой житель Иматравы скорей умрет, чем помыслит даже о вознаграждении. Разве вот только шваль распоследняя... и то нет. Ну, значит, совсем распоследняя. Одно дело, когда тебя спас человек, знающий законы чести, и совсем другое — если ты обязан жизнью какому-то подонку. Неприятно вроде. Унизительно.

— Что тебе нужно? — резко повторил Иллари.

— Жить, — коротко ответил бродяга. Иллари смягчился. Это еще куда ни шло. Жизнь за жизнь — с любой точки зрения приемлемо.

— Пить. Есть. Одеваться, — пояснил бродяга. Да, подумал Иллари. Действительно. Впалые щеки, прозрачные пальцы. И эти лохмотья, и грязь. Странно, что парень не попрошайничает. Пожалуй, это все же интересно.

— Что ты умеешь? — спросил Иллари.

— Ничего, — ответил бродяга с подкупающим спокойствием. Иллари усмехнулся.

— Действительно интересно, — произнес он. — До сих пор у меня не было вассалов, не умеющих ничего. Во всяком случае, ни один не признавался.

Юноша улыбнулся и отступил на шаг. Закатное солнце брызнуло ему в лицо. Иллари ахнул.

До сих пор он думал, что глаза бродяги только кажутся лиловыми, а теперь увидел, что они и в самом деле лиловые. Очень темные, до черноты, но все-таки лиловые.

— Во имя трех праведных солнц! — выдохнул Иллари. — Джет?!

Бродяга чуть наклонил голову и опустил ресницы, затеняя глаза.

— Впервые в жизни, — тихо и медленно, словно не веря собственным словам, выговорил Иллари, — я вижу не сумасшедшего джета. Слушай, а может, ты все-таки... того, а?

— Понятия не имею, — искренне ответил джет.

— Значит, все в порядке, — убежденно заключил Иллари. — Был бы безумен — сказал бы, что в своем уме. Нет, но это и правда интересно. Вассала из джетов у меня никогда не было. И ни у кого не было.

Юноша как-то сразу тоскливо съежился, обмяк.

— Я, пожалуй, пойду, — неохотно сказал он.

— Постой! — Иллари успел поймать его за худое плечо и развернуть к себе.

— Ты, похоже, действительно «того.» Что случилось?

— Вы слишком храбрый человек, — ответил джет.

— А что, это плохо? — развеселился Иллари.

— Для вас — да. Если вы будете всем и каждому рассказывать, что вам служит джет, я за вашу жизнь и обрезка ногтя не дам. Вы очень добры ко мне, и я не хотел бы отплатить вам черной неблагодарностью. Так что я пойду.

Он не попытался вырваться, но ждал с прежним спокойным достоинством, пока Иллари ослабит хватку. Иллари недолго размышлял. От слов юного джета явно попахивало придурью, если не хуже, но говорил он с такой детской серьезностью...

— Послушай, — Иллари притянул юношу к себе и попытался придать своему голосу такую же детскую серьезность, — а если я не скажу никому? Ну? если это будет наша с тобой тайна? Пойдешь со мной?

— Да, господин, — ответил джет без колебаний.

Когда джет, чистенько отмытый и одетый во все новое, предстал перед Иллари, дабы принести ему вассальную клятву, сказать, сколько же ему лет, стало еще затруднительней. Слишком уж взрослое достоинство появилось в его походке. Но взглянув на нежную кожу на висках джета, Иллари решил, что первое впечатление было правильным: пятнадцать, от силы шестнадцать.

Юный джет оказался очень и очень недурен собой. Тонкие черты --">