Сергей Васильевич Костин - Пепел Ара-Лима.

Сергей Костин Пепел Ара-Лима

ХХХХХ

У Йохо болел зуб.

Невыносимая боль, то затихая на время, то накатываясь вновь, ковырялась в виске, заставляя лесовика считать себя самым несчастным существом не то что в деревне, но и во всем известном ему мире. Иногда от глупой жалости к самому себе у Йохо слезились глаза, а иногда, когда боль становилась совсем уж невыносимой, лесовик мечтал только об одном. Найти на берегу реки самую высокую кручу и кинуться в самый глубокий омут.

Но Йохо прекрасно знал, что у деревенской реки Вьюшки нет крутых берегов, а уж тем более, глубоких омутов.

Еще рано утром Йохо наведался к деревенскому лекарю. Хитрый старик, разглядев в утренних сумерках несчастное лицо Йохо, немедленно потребовал за избавление от зуба двух свиней.

Две свиньи за один зуб?

Йохо, смахнув пару слезинок, пообещал лекарю страшную смерть и даже, уходя, громко хлопнул дверью.

— Две свиньи…, — скулил лесовик, придерживая горячую щеку, — Ну ничего… Ты ко мне… Еще попросишь…

Йохо не был жаден. Две свиньи, не такое уж большое богатство. Случалось, что вконец обнаглевший старик-лекарь требовал за свои услуги большую цену. Жители давно собирались намять бока наглому деду, но все время откладывали взбучку. Кто потом позаботиться о больных зубах?

— Ну, нет у меня двух свиней! — простонал Йохо. — Нету! Ой, мамочки!

Лесовик Йохо придерживался старых заповедей. Он считал, что не подобает лесовикам пасти свиней, ковыряться в огороде или разводить в тихих заводях красную рыбу. Со старых времен его предки жили в лесу. Лес кормил и одевал, давал кров и прятал от врагов. Ни один из уважающих себя лесовиков не унизился бы до выращивания свиней. Гораздо естественней выследить в лесу выводок диких кабанов, или, на худой конец, обменять у равнинников свинину на собранные в том же лесу светящиеся камни.

Но наступили новые времена. Они всегда наступают, новые времена. Теперь уже не считается зазорным ковыряние в земле, или выращивание на заднем дворе дома свиней. Все больше и больше лесовиков, пренебрегая мудростью предков, забывают лес и становятся похожими на равнинников.

Но Йохо не из таких. В его маленькой хижине, что стояла у самой кромки леса, не было ни свиней, ни птицы. И прадед, и дед, и отец Йохо были настоящими лесовиками, предпочитающими хороший острый нож на тихой лесной дороге любой грязи на собственном дворе. И он, Йохо, в свои двадцать лет давно усвоил простую истину. Некогда лесовику заниматься глупостями.

— Тьфу, — в сердцах плюнул Йохо и тут же взвыл от боли.

Чертов зуб, чертов зуб, чертов зуб!

Чего только не делал лесовик, чтобы прогнать боль. Жевал пепел лягушки, пойманной у колодца, взывал горячими просьбами к небесам, до одури сосал чеснок, бился головой о стену, завязывал узелки на выдернутых из курчавой головы волосах. Все пустое. Щека продолжала гореть, словно жгли ее каленым железом.

Йохо, каждую секунду ощущая ноющую боль, добрел до края деревни. До самого последнего дома, стоящего чуть в стороне от всех построек. Потоптался на месте, не решаясь двинуться дальше, но возвратившаяся боль подтолкнула его вперед.

Если Йохо чего и боялся кроме зубной боли, то только приближаться к этому дому. Да и не он один. Почитай все жители деревни обходили стороной жилище, скрытое от посторонних глаз густым кустарником, да десятком раскидистых деревьев. Странных деревьев. Во всем лесу столь уродливых кривулей вовек не сыскать.

— Защити меня, — лесовик сжал корень дидры, и, стиснув по возможности зубы, распахнул калитку.

Не успели несмазанные петли проскрипеть, как над ухом Йохо раздался громкий, хриплый кашель. Лесовик присел, скорее от неожиданности, чем от страха. Йохо был не из трусливых лесовиков, но, кто не упадет на карачки, когда над ухом хрипло кашляет невидимое чудовище?

— К колдуну? — на Йохо, прикрыв один глаз, смотрел большой черный ворон. Толстая ветка под ним качалась, и, казалось, еще чуть-чуть, и треснет от непосильной ноши.

— Ты чего?! — все еще не оправившись от неожиданности, заволновался Йохо, — Пугаешь тут! Я это… Да. К нему.

Ворон пару раз моргнул открытым глазом, переступил лапами:

— И не боишься?

— А чего его…, — Йохо остановился на полуслове, втянул голову в шею и прислушался.

Тихо-то как? Словно все звуки разом решили покинуть этот мир. Ни чириканья ранних пташек, ни шороха листьев. --">