Светлана Кузнецова - Дело о золотой маске

Дело о золотой маске

Пролог

За угол очень не хотелось заходить. До колик в животе и мурашек по всему телу. Однако Итен шел: медленно, на почти негнущихся ногах, стискивая кулаки в попытке унять дрожь пальцев.

Вдох-выдох.

Не помогло успокоиться. Сердце в груди то замирало, то принималось частить.

Прикрыть глаза, постоять так некоторое время, как учил, Эрвин Мокау — старый друг отца, тоже служившего в полиции и погибшего на службе, когда Итену исполнилось пятнадцать. Эрвин пытался помочь «сыну друга», как он называл Итена, оправиться от потрясения и получше устроиться в жизни, но характерами они не сошлись. Итак-то не слишком общительный, не склонный к доверию подросток, воспринимал чужие якобы благие намерения в штыки, особенно, когда ему едва ли не приказывали поступать так, а не иначе. Удивительно, что они не разругались совсем, до сих пор переписывались время от времени, и зла на ворчуна Итен не держал, как — он надеялся – и тот на него.

Вот уже семь лет как Эрвин Мокау переехал из Гранвиля в Колоп и только потому не надрал вовремя уши «малолетнему сопляку, решившему пойти в полицию и почить, так и не став взрослым». Теперь уж, вероятно, и не надерет, даже если, как постоянно грозился в прилетавших с кшмурскими дирижаблями письмах, прибудет в столицу погулять по памятным местам.

Единственное, что Итен позволил ему несколько лет назад — помогать материально, перечисляя каждый месяц небольшую сумму, величиной в половину выплат по потере единственного родича, осуществляемых имперским полицейским управлением, и только в течение четырех лет. Эти деньги Итен не тратил, а откладывал на всякий случай. В пятнадцать он считался вполне взрослым для решения жить самостоятельно и без чьей-либо опеки, но никто не взял бы его на работу: в Челии люди, не переступившие порог двадцатилетия, могли учиться, но не трудиться и, соответственно, не зарабатывать. Официально. Но в то время Итен уже решил пойти по стопам отца и не хотел портить репутацию, случайно попавшись на мелком нарушении закона.

Эрвин уехал, но в покое Итена не оставили. На него принялись наседать благотворители с предложениями отбыть в какой-нибудь пансион до совершеннолетия, где он бы жил на всем готовом так, как самому угодно, не обременяя себя мелочными заботами вроде содержания дома в чистоте и порядке, покупки необходимых вещей и продуктов, готовки. Не по доброте душевной, разумеется. Итен должен был дать им разрешение вести за него дела и распоряжаться всеми средствами, а ведь кроме содержания от управления и Мокау, он оставался хозяином небольшого дома почти в центре Гранвиля, да и на счетах отца оставалась немалая сумма: жил тот скромно и не любил тратиться на мелочи.

Итен проявил твердость, замешанную то ли на подростковой злости, то ли на слабом магическом даре, пнувшем интуицию в верном направлении. Доброхотов он отвадил, не слушая, как поступал и в дальнейшем, стоило появиться на горизонте кому-либо с намерением осчастливить его почти даром. И ни разу не прогадал. Уже перед самым выпуском из полицейской учебки весь их курс отправили в оцепление вокруг одного такого пансиона, хозяева которого набирали сирот со всей Челии и прикладывали все возможные усилия, чтобы по достижению теми совершеннолетия не возвращать заемных средств: кого-то обманывали, подсунув поддельные документы, другим плакались, будто прогорели и умоляли не платить им за доброту и заботу черной неблагодарностью, а самых настырных убивали, подстраивая якобы несчастные случаи. Видел Итен выпускников этого заведения, привыкших жить на всем готовом и боящихся любых, даже самых смехотворных трудностей, неспособных сказать «нет», потому как тем самым могут обидеть собеседника. Комнатные цветки, а не люди. И ведь имелись среди них те, кто попал в пансион уже во вполне осознаваемом возрасте. Наверняка не обошлось без каких-нибудь ядов или артефактов, подавляющих волю и разум.

Когда мимо их оцепления проводили схваченных преступников, Итен узнал троих, наведывавшихся к нему в дом. У одного остался приметный шрам на щеке: Итен тогда рассвирепел и засветил мошеннику огненным шаром. Слабым — магического дара хватало лишь на фокусы — но ведь преступник о том не догадывался. За дверь он вывалился и убежал, сверкая подметками дорогих ботинок раньше, чем Итен успел испугаться: ведь проявлять магам --">