Игорь Сор - Спящая красавица

пряной медалью – подумала про себя Лиза, невольно подражая причудливому вербальному паттерну Алисы Родхельм.

Истолковав заминку по-своему, Барри кивнул усмехнулся и запер внешний засов.

– Чертовка твёрдая как кремень. Но с вами-то хоть разговаривает.

Лиза протёрла шелковой тряпицей очки и улыбнулась.

– Как Михаэль?

– В больнице… – Барри смутился. – Знаете он никогда мне не нравился. Склизкий какой-то.

«Полный потных ладоней» снова непрошено блеснуло в её голове.

Барри смутился ещё сильнее.

– Но такое… Малый не заслужил. И как только она ухитрилась?

– Барри я бы с радостью поболтала, но уже поздно, так что…

– Да, конечно, закрою за вами, мисс Эр, у меня ещё обход.

Дверца старого бьюика хлопнула, отрезав её от шума навеки потерявшего сон города. Элизабет вздрогнула. Безумие, бывает очень заразным.

Бардачок открылся изящные пальцы, пальцы несостоявшегося музыканта, нащупали диктофон.

– Алиса Родхельм, шестнадцать полных лет, ярко выраженное расстройство личности, диссоциативного типа. Типичная клиническая картина разбавлена чрезвычайно сложным для возраста больной словарём, только за последнюю неделю я насчитала сто семьдесят шесть заимствований из греческого языка. Ни отец девочки, этнический финн, ни её окружение, с двух лет Алиса со слов соседей не покидала квартиру, едва ли могло способствовать формированию подобной картины. Общение осложняется так же и тем, что заимствованные слова встроены в её речь, Алиса похоже не осознаёт того факта, что временами говорит на совершенно чужом для себя языке. Экатонады – бесчисленные множества, Та – воля, Эйрини – кажется обозначает мир. Это лишь малая толика определений, которые я успела сегодня разобрать. Слова появляется в её речи внезапно, не инвазивно, естественно… К сожалению, запись наших с Алисой сеансов, на любые кроме бумажных носителей была строго запрещена единственным законным опекуном, и не представляется возможным.

В целом состояние пациента, остаётся сложным, Алиса почти не идёт на контакт, впервые я смогла добиться от неё ответа лишь после того, как полностью отменила прежний курс лечения, назначенный доктором Кляйном.

Однако отсутствие медикаментозного сопровождения пусть и дало положительный результат, но также вызвало череду проблем, среди которых вспышки неконтролируемой ярости и множественные случаи нанесения вреда, больным, персоналу и…

Металлически звякнув, банка врезается в стекло. Доктор Лиза грязно выругалась и уронила диктофон.

– Мелочи не найдётся?

Тяжело дыша, она уставилась на заросшего густым чёрно-серым ковром мужика. В забавной вязаной полосатой ушанке.

Незнакомец ободряюще улыбнулся, явив ей редкий жёлтый частокол и призывно встряхнул банку.

Барри уже заканчивал обязательный свой моцион, когда услышал треск, будто кто-то очень громко хрустнул суставами на пальцах. Было очень светло, в длинном коридоре ни единой тени, кроме той, что отбрасывала его массивная фигура.

Он огляделся. Пожал плечами и сделал шаг.

Во тьме полыхал костёр, под ногами хрустнул песок и мелкие камешки ему вторили. Звёзды над бесконечной пустыней мерцали в такт ветру.

Барри громко сглотнул.

Незнакомец возле костра поднял на него слепые глаза.

– Где… Где я?

– Ты там, где ночуют лебеди – Грустно улыбнулся незнакомец и подкинул сухую ветку в пламя. Огонь жадно и необыкновенно тихо облизал белое дерево.

– Присядь-ка к моему костру.

Ствол, на который охранник опустился был белым как молоко, гладким словно камень, и очень тёплым.

– Жар, который ты чувствуешь, мой вам подарок. Холод и стужа среди барханов, выглаживают сухими пальцами опустевшие стены, набивают пыль в щели, ломают пустые кости о край, очерченный этой малой добротой.

И Барри действительно видел их теперь, на самой границе, боковым зрением. Бесчисленные руки, снующие по песку, выглаживающие его как когда-то в бесконечно далёком от сейчас поле любовно гладил смолоченные зёрна отец. Ладони, затирающие оставленные на текучем песке следы. Его следы.

– Запомни тепло моего костра. Неси с собой. И когда придёт время, не дай матери забрать чужое дыхание. Никта ослепла, её взор туманит горе, она больше не узнаёт правду. Не отличит своих детей от пустых тварей, рождённых безумием человека.

Костёр взвился заклокотал, будто гигантская хищная птица и ударил старого охранника в правый бок.

– Подари ей то, что я забрал когда-то --">