Семён Афанасьев - Ржевский 6

— Был в одном шаге, — хмуро и как-то по-взрослому не стал спорить напарник.

— Почему ты твёрдо не ответил на её вопрос о женитьбе? — в принципе, Шу с несвойственной ей витиеватостью всё это время двигалась именно к этому моментом.

Повисшую тишину можно было потрогать руками.

— Мадина Наджиб, рискуя жизнью, нарушая законы своей страны, принеслась к тебе на помощь. — Норимацу-младшая загнула первый палец. — Я свидетель. Тебя, очень может статься, далеко не в переносном смысле удержала от могилы: без пениса вопрос твоей личностной деградации даже не стоит, согласен? — Второй палец. — Или спился бы стремительно, или что-то в этом духе.

— К чему такие сложности? — нехотя пробормотал собеседник. — Дуло к виску. В окно с этого этажа без реактивного ранца. Пойти к этим за угол с голыми руками. Много способов не тянуть резину.

— Мадина Наджиб, оказывая тебе своё ниндзё, вправе рассчитывать на твою ответную гири, ты согласен? — она сейчас говорила по-русски, чтобы всем было понятно.

К сожалению, в языке товарища правильных слов на тему разных видов благодарности не существовало. По крайней мере, она их не знала.

— К чему ты клонишь? — совсем другой Ржевский поднял голову.

Сейчас в глаза японки смотрела иная личность.

— Ты, когда подобным образом уклоняешься от девичьего вопроса, либо трус, либо бесчестный человек. — Шу без труда удерживала спину ровной, а взгляд прямым. — Я, как твой близкий, считаю своим долгом тебе это сказать в глаза.

Наталья Барсукова задумчиво произнесла сразу пять грязных слов подряд на родном языке. После чего подняла вверх большой палец.

— Какая интересная манипуляция, — Далия присвистнула. — Впрочем, в таких нравственных императивах, что и придраться не к чему. — Принцесса хлопнула в ладоши.

— Ты мог как минимум четко ответить Мадине, да или нет, — припечатала Норимацу. — Второе, если актуально именно оно — хотя бы из уважения к ней. Чтоб она не ждала годами твою гири, не зная твоей чёткой мужской позиции. И девичьим сердцем продолжая надеяться, что ты её тоже любишь. Хоть настолько, — Шу отчеркнула ногтем большого пальца левой руки кончик указательного, поскольку правая была забинтована. — Скажи ты ей хотя бы твёрдое мужское нет, у неё будет шанс устроить свою жизнь с кем-то другим! Попытавшись разлюбить тебя и выбросить из головы!

— А чего ты не в свои дела лезешь⁈ — чуть подумав, кое-кто решил прозондировать подходы и отходы с иной стороны.

— Мы не чужие. У нас что, есть закрытые друг от друга зоны? Или табуированные темы? — ей действительно было интересно. — Отвечай.

О формате общения они никогда специально не договаривались, но такое их совместное прошлое, по мнению японки, автоматически подразумевало полную и взаимную откровенность.

Блондин отвёл взгляд и опять промолчал.

— Дим, я считаю тебя своим самым близким человеком.

Шу принялась чеканить слова, как уходящий на последнюю задачу камикадзе — последний тост благодарности товарищам по отряду.

— Я всегда гордилась тем, что рядом со мной сражается и живёт такая достойная личность. Но вот что я вижу сейчас: ты принимаешь достаточно серьёзные жертвы со стороны хрупкой, в чём-то беззащитной, хорохорящейся маленькой девочки, которую жизнь часто заставляла быть не по годам взрослой. — Японка перестала подбирать слова. — Она репутацию во Дворце из-за тебя потеряла! И жизнью рискнула, портал на пределе балансировала, чтоб у тебя сейчас х*й стоял! А в ответ…

Договорить не вышло. В стоявшей целую минуту безмолвной тишине одиночный всхлип Наджиб прозвучал громче, чем перед этим — выстрелы кавалерийского карабина.

— Спасибо. — Менталистка опустила глаза в пол. — Шу, от тебя точно не ожидала. Спасибо большое.

Не поднимая лица, Мадина хлопнула японку по плечу, коснулась лбом её подбородка и, не говоря больше ни слова, развернулась, чтоб через три шага войти в портал.

Аль-Футаим на мгновение расфокусировала взгляд, что-то просчитывая. Затем озвучила очередной ребус, обращаясь к Норимацу:

— А хороших решений после твоих слов и не было. По крайней мере, с её стороны — потому что мяч на чужой половине поля. Всем хорошего дня! — последнюю фразу монарх Эмирата бросила незнакомым доселе тоном.