Рост Толбери - Кальдур Живой Доспех III

Кальдур Живой Доспех III

Пролог

Невыносимый жар исходит от горна, в котором заключена мощь самого Солнца. Она тратит на каждый удар столько сил, что Её Свет меркнет на Её кожи и внутри Неё. С каждым ударом Она чувствует раздирающий на части холод и мертвенную слабость.

Она тратит так много сил, стоит у края Бездны и может свалиться туда в любую секунду. Её кожа лопается от напряжения, мышцы рвутся, идёт золотистая кровь.

— Больше не могу, — шепчет Алктуарх, чьё тело и служит горном. — Погибаю.

— Ещё один, — шёпчет Госпожа. — Ещё один.

Горн застывает мёртвой кучей глины, и Госпожа остаётся одна. Дрожащей рукой Она поднимает выкованный клинок, опускает его в священные Воды Оточ, вскидывает вверх высоко над головой, ощущая гордость и экстаз от результата работы. Затем она падает ниц, на колени, прижимает светоносный металл в к своей груди, окропляет редкими слёзами и целует, как своё дитя.

— Время вдохнуть в тебя жизнь, прекрасное оружие. Вернись ко мне, Серая Тень. Снова служи мне. И снова будь моим клинком.

Виденье 25. Я с тобой

Он держал Розари из последних сил. Их швыряло в пустоте, обдавало ледяным ветром, крутило в безжалостном вихре, пытаясь выбить из них последний дух. Полёт продолжался куда дольше обычного, и в голову Кальдура уже начали закрадываться мысли о том, что им не выбраться. Но вдруг материальный мир встретил их грубыми объятиями камней — Кальдур знал, что так будет, он не помнил точку назначения во всех подробностях и был готов к удару.

Их объятья расцепились. В темноту вокруг взвилось облако пыли и осколков, стало тяжёло дышать, он закашлялся, услышал шипение и почувствовал, как его доспех теряет форму и стекает с него вязкими и тяжёлыми каплями. Запахло палёным мясом, волосами и одеждой — доспех уже не мог обеспечить им должную сохранность. А Кальдур просто терпел.

— Розари, — простонал он в темноту. — Розари!

— Здесь, — прошептала она.

Её отбросило ещё дальше, в той стороне он услышал, как расплавленный металл капает на каменных пол.

— Живая?

— Ещё не знаю, — ответила она и болезненно закашлялась. — Думаю, сломала ещё что-то. Даже ощупать себя боюсь. Ноги под камнями зажало. Или я просто так ослабела…

— Сейчас. Дай мне минутку прийти в себя.

Кальдур попробовал сесть, и тут же пожалел о своём рывке. Его пробило болью — грудь, спина, руки, ноги — всё сигнализировало по крайней мере о ушибах и кровоточащих ссадинах. Но больше всего его напугал металлический стон и треск в районе шеи. Мрачный Колосс был твёрдым как лёд, и совсем не ощущалось, что он всё ещё жив внутри у него.

— Дукан! Анижа! — позвал он уже громче и снова закашлялся.

Никто не ответил. Сердце Кальдура дёрнулось, он ощупал непослушными руками пол вокруг себя и убедился, что не лежит в луже крови, которая осталась от их друзей после их приземления. Металл, из которого Колосс формировал доспех, больше не жёгся, но и не затвердел, застыл вокруг странными лужицами, похожими на ртуть.

— Ну и бардак вы тут устроили.

Как же он был рад услышать слабый голос старика, исходящий откуда-то снизу и приглушённый. Дукан закашлялся и замахал чем-то в воздухе, пытаясь разогнать пыль.

— Свет! — выкрикнул Кальдур. — Надо осмотреть Розари, думаю, она ранена.

— Нету света, парень. Кончился давно. Не знаю, сколько вас не было, но больше чем сутки, это точно. Говори же. Не молчи. Где Госпожа?

Кальдур так долго подбирал слова, что уже мог ничего и не говорить. Старик и так всё понял.

— Алазам добрался до Неё первым, — прошептала Розари. — Мы ничего не смогли сделать.

— Она мертва? — глухим голосом спросил Дукан.

— Нет. Они забрали Её куда-то.

— Дерьмо.

Тишина воцарился надолго. Дукан пошевелился и его голос зазвучал откуда-то снизу.

— Я нашел спуск вниз и какой-то тоннель. Не знаю что там. Страшно было уходить далеко, слишком темно и нет никаких ориентиров наощупь. Мы с Анижей здесь. Тут посвежее воздух. Видимо осталась какая-то вентиляция.

— Хорошо, — ответил Кальдур. — Как она?

— В себя не приходила, — голос Дукана стал натянутым. — Но ещё дышит. Нам бы воды.

— Ничего нет, — Кальдур облизнул распухшим языком свои потрескавшиеся и сухие губы. — Чёрт, щас бы и правда водички... Не пил целую вечность.