Татьяна Чоргорр - Из-под снега

— Это странная и, возможно, опасная находка. Будь я не Вильяра мудрая, а ты — не мастер Лемба, мы отвезли бы его подальше от жилья и через пару дней честно поделили белые шкуры, — зрачки колдуньи сверкнули хищными искрами. — Он пришёл к нам с другой стороны звёзд. Кто-то напал на него по дороге, украл часть души. То ли его специально бросили подыхать на морозе, то ли он вырвался и упал сюда сам, случайно. Я увидела не много. Меньше, чем обычно получается. Я не пойду по следу. Слишком опасная чужая охота, чтобы лезть из любопытства. А касается ли дело клана, я не знаю, посоветуюсь с другими мудрыми. Пусть пока он побудет в твоём доме. Вряд ли он в силах причинить заметный вред. Можешь пристроить его по хозяйству, а я поиграю с диковиной. Попробую его разбудить.

Кузнец нахмурил густые белые брови:

— Ты говоришь, он не в силах причинить вред?

— Я чувствую, он совсем не помнит себя. Может, будет совсем как младенец. Или тупой, как дыроголовый Румил. Но у этого мозги целы, он будет учиться заново. Мы научим его нашему языку и обычаям. Давай, пока спит, придумаем ему прозвище.

— Мудрая, зачем? Ты ведь можешь узнать настоящее имя?

— Я узнала. Но если мы будем звать его по имени, он быстрее вспомнит себя и уйдёт от нас. А мне скучно, зима только началась.

— А он вспомнит?

— Может быть. Да, когда-нибудь потом я желаю послушать, как он расскажет про свои похождения… Так как насчёт прозвища? Ты нашёл, тебе и называть.

— Иули — Тёмный?

— Не годится. Слишком близко к его сущности, всё равно, что имя. Но ты посмотри, какие у него волосы. Они похожи на твой лучший уголь, чёрные и блестят. Пусть будет Нимрин — Уголёк.

— Как скажешь, мудрая.

Вильяра плавным, вкрадчивым жестом взяла руки чужака в свои. Его пальцами как-то по-особому сжала и расцепила пряжку широкого пояса, вытянула ремень из-под спины лежащего, бросила кузнецу. Перегибая тело как куклу, его же руками расстегнула на нём сапоги. Ногтем большого пальца найдёныша чиркнула по странной одежде от горла до паха — чёрное разошлось, будто распоротая шкура. Охотница быстро, сноровисто сняла её совсем и принялась жадно разглядывать добычу. Лемба тоже посмотрел.

Бродяга не был истощён, как подумал кузнец, когда выкапывал из снега, клал в сани и носил по дому неправдоподобно лёгкое тело. Видимо, от природы такой: поджарый, сухой. Лемба видел в подобном сложении уродство, но мудрые падки на всё необычное, особенно со скуки. Он не сомневался, как именно ведьма намерена играть с чужаком, и тоже хотел получить удовольствие, наблюдая.

Вильяра скинула с себя меховые штаны — с курткой она, по обычаю охотников, рассталась на входе в тёплую часть дома. Легла рядом с чужаком. Укрыла его и себя пушистой шкурой, обняла, прижалась.

— Лемба, возьми все его вещи и хорошенько спрячь. Чтобы он не увидел, когда очнётся. Наша одежда ему широка, прикажи кому-нибудь из женщин перешить. И пусть они принесут сюда много еды, — колдунья прочитала в глазах кузнеца любопытство и лёгкую обиду, улыбнулась. — Иди спокойно. Смотреть пока не на что, он должен согреться. Я жду тебя.

Лембе в голову не пришло ревновать мудрую к странному найдёнышу, как его собственные жёны не ревновали мужа к ведьме. Даже младшая: трепетная, горячая, глупенькая Аю. Кузнец готов был зашибить на месте любого охотника, посягнувшего на его женщин. Жены пригрозили б выдрать сперва глаза, потом сердце и печень беззаконной сопернице. Но мудрые стоят выше ревности. Они принадлежат всем и никому. Вильяра — ничья жена, ничья мать. Её объятия жарки, а кому их дарить, она решает сама. Это закон, завещанный от предков.

***

Колдунья задремала в тепле под шкурой, рядом с мужчиной из неведомого племени. Сон мудрых редко бывает просто отдыхом: иногда далёким и небезопасным путешествием, иногда лучшим способом быстро повидаться с собратьями.