Анастасия Якушева - Печать Аваима. Забытый во Мраке

выходивших из-под рукава и сбегавших на кисть, скрытую перчаткой.

Мальчишка ахнул.

— Знакомо? — спросил Тамаш.

Юноша нервно сглотнул и ослабил тряпицу на шее: в лохмотьях показалась тощая ключица с вереницей таких же знаков.

— Печать Аваима… — прошептал Тамаш.

* * *

Лекарь усадил юношу, назвавшегося Эрнальдом, за отдельный столик, сбитый из высокого табурета и донышка от пивной бочки, и попросил девочку принести похлебки и кружку молока, а сам направился в глубину сада, где хозяйка что-то выговаривала излишне перебравшему каменщику. Женщина громко тараторила, по-южному раскатывая слова, и возмущенно жестикулировала, но завидев лекаря, присмирела и тревожно оглядела сад, остановив недовольный взгляд на сгорбившемся невдалеке Эрнальде. Тамаш сделал вид, что не заметил, быстро с ней переговорил и скрылся в доме.

Примерно через час, когда юноша начал опасаться, что новый знакомый передумал, лекарь вновь появился, неся в руках пухлый сверток.

— Как тебе угощение? — подмигнул он, присаживаясь к столу.

Эрнальд неуверенно кивнул и, оглянувшись, тихо спросил:

— Зачем я вам нужен?

— У нас с тобой общая проблема, Эрнальд, — ответил лекарь, прихлебывая появившееся на столе пиво, — а мне нужен помощник, чтобы найти ее решение.

— Но почему я? Кто угодно почтет за честь сопровождать наместника богини, — он указал взглядом на маленькую черную вышивку.

— Не скажи, — поцокал Тамаш, — тема деликатная и простых людей вгоняет в богобоязненный ужас… ну, или благочестивую ярость, — он отхлебнул пенный напиток, — в любом случае, ни те, ни другие разбираться в вопросе не будут. Но ты и сам это знаешь.

— Я плохой попутчик, — покачал головой парнишка.

— Ты здравомыслящий попутчик. А это куда важнее.

— С чего вы взяли?

— Ты же до сих пор жив, — улыбнулся Тамаш, — и ты единственный, кого я могу о чем-то расспросить без страха быть обвиненным в колдовстве.

— Нечего расспрашивать, — грустно пожал плечами юноша, — я сам ничего не знаю.

— В том-то и дело, — Тамаш взволнованно подался вперед, — ну же, Эрнальд! Неужели тебе не хочется разобраться во всем этом?

— Мне просто хочется, чтобы этого не было.

— Но ведь, чтобы понять, как это этого избавиться, надо сначала разобраться, что это такое.

— И вы знаете, где искать?

— Я знаю, где точно не надо — в деревенских суевериях и храмовых проповедях.

— Как это?

Тамаш помедлил с ответом.

— Не стоит верить всему, что говорят в храмах. Я собираюсь отправиться к истокам древних легенд, через горы. В Страну Закатов.

Эрнальд удивленно вскинул брови:

— Но через горы больше нет дороги, уже лет тысячу как.

–Это не совсем так. Когда-то был путь через Змеиный Перевал. Если судить по старым картам, он разделял Хребет на северную и южную часть и доходил до самой закатной страны.

— Это тот, что выходит одним концом в земли даллов?

— Ого! В сельских школах такого не рассказывают, — Тамаш хитро прищурился.

— Я же северянин, — смутился Эрнальд, — люди разное болтают.

— Как бы там ни было, но ты прав — перевал выходит в земли даллов, и чтобы туда попасть, надо пройти предгорьями по окраинам их земель.

— Это невозможно, — категорично заявил парень, — ни один нормальный человек не полезет на земли даллов.

— Эрнальд, — спокойно возразил Тамаш, — как долго ты рассчитываешь прятаться от неизбежного? Удача — женщина непостоянная. Рано или поздно каждый из нас встретит свой ручеек с камнем на шее, и никто уже не посмотрит ни на твои, ни даже на мои заслуги. Не лучше ли попытаться изменить судьбу?

Эрнальд медлил с ответом.

— Еду поровну, — добавил Тамаш.

Эрнальд сглотнул, но снова промолчал.

— И горячая ванна.

При этих словах глаза юноши вспыхнули, и, словно не веря своим ушам, он подался вперед и тихо переспросил:

— Ванна?

Тамаш уверенно кивнул:

— Да, прямо сейчас. Я договорился.

Эрнальд покосился на низенькую пристройку с купальнями и тихонько прошептал:

— Виата-благодетельница… Ладно, согласен.

— Я надеялся на это, — с улыбкой ответил Тамаш, — тогда тебе пригодится вот это!

Он ловко перекинул пухлый сверток, и юноша удивленно развернул тряпицы. В руках у него лежали поношенная, но чистая и крепкая рубаха с высоким воротом и грубые домотканые штаны, в которые были завернуты сапоги — тоже --">