Юрий Михайлович Семецкий - Душа в тротиловом эквиваленте

своих, а мне так ответили, что и повторять — язык не поворачивается. Всех под одну гребеночку метут. Невзирая на возраст и заслуги. Слышал же, что Хозяин сказал?

— Как же, слышал. Единая для всех этика. Если у кого нет — не обессудь. Ты даже не животное, а так, мусор человеческий, урод, генетический брак, опасный для общества. Потому уничтожать будут тщательно, но без всякой ненависти.

Чем это для нас обернется, не хочется даже представлять.

— То-то и оно. Но бог даст — отобьемся.

… Москва, Кремль.

— На совещании присутствует специалист по данному вопросу, товарищ Вельяминов. Давайте послушаем его мнение. Возражений нет?

Присутствующие не возражали. После короткой паузы в кабинете прозвучало:

— Говорите, Илья Николаевич.

— Мы не знаем механизмов переноса сознания. Не знаем, что это на самом деле, промысел ли Божий или чья-то воля. Не знаем целей, преследуемых товарищем Семецким.

Человек, способный идти сквозь время, бесконечно чужд любому обществу. Потому, либо оно его подминает и растирает в мелкую пыль, либо исполняет его волю. В данном случае реализуется второй вариант.

С точки зрения обычной общечеловеческой морали, его действия можно охарактеризовать как тотальное беззаконие. Или как приход нового Закона — выбирайте наиболее приемлемый для Вас вариант. Все равно это ничего не меняет.

Перед совещанием я получил информацию, что процентов двадцать из тех, кто пережил приход Судьи, стали способны к восприятию чужих эмоций. Надеюсь, присутствующие отчетливо понимают, каким образом события будут развиваться далее?

26 декабря 1952 года. Астрахань.

— Значит, пятеро профессионалов высшей пробы на двух машинах не смогли отследить перемещения одного мальчишки, да еще и в центре города, на острове? — лишенным всякого выражения голосом поинтересовался полковник Холодов.

— Некуда ему было деваться, товарищ полковник. С одной стороны — Волга, с другой — два ерика. И никуда бы он не делся, если бы человеком был. Но это ж Судья. К тому же, кроме нас там еще и стрелок был. Его мы взяли, — не пытаясь оправдаться, а лишь констатируя факты, пояснил старший группы.

— Ну, если это называется "взяли", то я — дед Мороз! — резко прореагировал Холодов. — Немного чести повязать воющего от боли стрелка, ползущего сдаваться на коленях.

— Готовы ответить по всей строгости. Только нет за нами никакой вины, — вновь высказался старший. — Вот, пусть хотя бы Рябинин расскажет, как оно, за Судьей присматривать.

— Пусть расскажет, — разминая очередную беломорину, согласился Холодов.

— Товарищ полковник, я ведь дальше всех находился. Ну, на случай неожиданных всяких перемещений объекта. И смотрел внимательно. Даже бинокль был. И зрение у меня в порядке. Только вдруг силуэт объекта расплываться стал. Пытался я присмотреться, даже бинокль вытащил, но все равно не смог. Слезы потекли, а пока проморгался — нет его уже. Но уйти он далеко не мог. Все равно либо я либо еще кто обнаружили бы. И вот еще что было… — Рябинин неожиданно замолк, явно сожалея о вырвавшейся у него фразе.

— Так что было? — заинтересованно спросил Холодов.

— Не поверите, нельзя такое в рапорте писать.

— Это мне решать, что нельзя, а что можно! Все говори, Рябинин.

— Мне показалось, товарищ полковник, что перед тем, как исчезнуть, Судья, подобрал с тротуара то ли палочку, то ли спичку… — оперативник вновь потерянно умолк.

— Да не тяни ты кота за принадлежности! — взорвался полковник.

— Так тут такое дело. Нарисовал он что-то вроде растянутого круга. Прямо на стене Персидского подворья. И шагнул туда. Кто ж в такое поверит?! И толку, что ребята тоже видели? Нам в дурку неохота.

31 декабря 1952 года. Лондон.

— Мы получили ваше прошение, сэр Альвари. Но прежде чем дать делу ход, мне бы хотелось выяснить у вас лично, почему же вы объявляете себя неспособным более выполнять обязанности Посла. — сочувствующим тоном произнес Энтони Иден. И, после небольшой паузы, продолжил.

— До последнего времени вы с блеском выполняли возложенные на Вас правительством и Короной обязанности.

— Короне следует подобрать на мой пост более восприимчивого и сообразительного человека, господин Министр. Он совершит меньше ошибок.

— Какие же ошибки совершили Вы?

— Господин Министр, в своем отчете, написанном после известных Вам событий в Москве я написал, что меня спас дипломатический --">