Евгений Иванович Редин - Царевна-лягушка

невестки печь топили,

Тесто квасить становили —

Подойдёт, чай, до поры!

А покуда за ковры

Обе сели под лучиной

Да без дела над холстиной

Языком мололи час.

Притомились обе враз,

Одолела их зевота.

«Ох, вздремнуть охота что-то! —

Говорит одна другой. —

Нету мочи никакой!..»

…Поутру — и смех и грех! —

Кое-как да всё наспех

Да друг друга попрекая,

Принялись та и другая

Снова печку разжигать,

С пола тесто подбирать…

Впору бросить бы им дело,

Да блажная мысль засела,

Что лягушке всё равно

Шить и печь не суждено —

Значит, царь её осудит

И доволен ими будет.

А Иван повечеру

К своему пошёл двору,

На плече неся подружку —

То ль девицу, то ль лягушку.

Проклинаючи судьбу,

Он вошёл к себе в избу

Да на лавку опустился.

«Лучше б я и не родился,

Чем терпеть такой позор!

Жил спокойно до сих пор —

Нет, пришла же дурь жениться!»

А лягушка суетится,

Так и скачет вкруг него,

Муженька-то своего.

Взял Иван лягушку в руки,

Приласкал её от скуки:

«Что ж нам делать-то, мой свет?»

А она ему в ответ

Молвит речью человечьей:

«Не горюй, Иван-царевич,

Не печалься, не томись,

Лучше спать скорей ложись.

Это дело — безделушка,

Не работа, а игрушка.

Я придумаю за ночь,

Как и в чём беде помочь».

Услыхав такие речи,

Ей не стал Иван перечить —

Лёг, разок-другой вздохнул,

Богатырским сном заснул.

А лягушка кувыркнулась,

Кожу сбросила, встряхнулась

И встаёт из кожи той

Свет-царевной молодой,

Василисою Прекрасной.

Встала краше зорьки ясной,

И румяна, и нежна,

Как берёзонька, стройна.

С пола кожу поднимает

Да за печь её бросает,

А потом в ладоши бьёт —

Мамку-нянюшку зовёт.

Дверь со скрипом растворилась,

Мамка-нянюшка явилась,

С нею десять молодых

Красных девушек сенных…

«Ох ты, мамушка родная,

Не управлюсь тут одна я.

Нужно мне в короткий срок

Для царя испечь пирог,

Вышить коврик для царицы».

Мамка молвит: «Потрудиться

Для тебя, душа моя,

Всякий час готова я,

Ты одна — моя забота!»

И пошла у них работа

В двадцать с лишним женских рук.

Дело делалось не вдруг,

По порядку, да с терпеньем,

Да с великим разуменьем.

А когда алел восток,

На столе стоял пирог

И лежал ковёр расшитый.

…Их царевна проводила,

За труды благодарила

И сказала: «Скоро, знать,

Позову тебя опять.

Уж прости, коль потревожу».

А потом надела кожу

Да лягушкой у стола

И сама вздремнуть легла.

Поутру лягушка рано

Поднялась будить Ивана.

Сел царевич и глядит —

Перед ним пирог стоит:

Целый город с теремами

Да с зубчатыми стенами;

В колоколенках церквей

Видны спины звонарей;

По углам — четыре башни,

И, чтоб было жить не страшно,

Этот город сторожа,

В башнях ходят сторожа.

Всё цветисто и красиво.

«Ну, кажись, такого дива

Не видал я отродясь», —

Говорит Иван дивясь.

Поглядел потом правее —

Так и ахнул: «Ну затея!

Это что ж?» Ковёр лежит,

Златом-серебром расшит,

А на том ковре всё царство —

Всё царёво государство.

Не ковёр, а чудеса!

Тут и море, и леса,

Пашни, степи, горы, долы,

Города, деревни, сёла,

Реки блещут бирюзой,

Птицы в зелени густой,

Зверь лесной таится в чаще —

Всё, как в жизни настоящей!

Три часа Иван сидел —

Всех чудес не разглядел.

А лягушка знай хлопочет —

Проводить Ивана хочет:

Царь, мол, ждёт — пора к нему.

«Если ж спросит, почему

Я с тобой не прискакала,

Объясни, что, мол, устала,

Ей подняться-то невмочь:

Ведь работала всю ночь,

Утомилась до упада —

Много ль ей, лягушке, надо!

Спит теперь без задних ног,

Добудиться, мол, не смог».

А тем часом в самом деле

Царь с царицею сидели

В лучшей горнице своей,

Поджидая сыновей.

Вот и входят к ним --">