П. Бирц , Г. Неверман - Мифы и предания папуасов маринд-аним

кровном родстве и вели свое происхождение от общего предка. Заслугой П. Вирца как этнографа было то, что он обнаружил у маринд-аним деление на кланы, установил их состав, названия и, что не менее существенно, выявил отношения между ними. Позднейшие наблюдатели и исследователи внесли в эти описания П. Вирца ряд поправок. Существенно, что кланы группируются в несколько фратрий, которые строго экзогамны, т. е. браки между их членами не допускаются. И кланы и фратрии патрилинейны, т. е. родство ведется по мужской линии. Каждый член родового коллектива имеет кровных предков по линии клана и по линии фратрии и в принципе обязан это родство хорошо знать (речь идет, конечно, о мужской части, прошедшей обряд инициации). Именно здесь вступает в силу миф, который заключает в себе и генеалогию, боана или фратрии, и ее обоснование, и историю предков, равно как и «историю» того времени, когда они появились и когда вообще «все» только складывалось. В мифе сливаются воедино генеалогия, интерпретация, история, объясне-иие и оправдание существующего коллектива, обоснование возможности, обязательности и эффективности традиционной практики в сфере труда, социальных отношений, ритуалов.

Чтобы понять мифы маринд-аним, необходимо учесть еще, что в их родовой организации ощутимы следы тотемизма: члены одного боана считают себя в родстве с каким-либо видом живой природы — с казуаром, аистом, кенгуру, свиньей, крокодилом — или даже с неживым предметом, например с морем. То же самое относится к фратрии. Птицы и животные соответствующих видов считаются братьями членов кланов и фратрий, а общим предком для них оказывается «первый» казуар, крокодил или аист. Эти отношения выражены в самих названиях кланов и фратрий, которые носят имена соответствующих видов. Глубину и сложность их можно до известной степени постичь из мифов. Каждый боан имеет свой собственный набор мифов и относится к ним с особенным почтением и даже трепетом. Само знание определенных мифов и право их рассказывать обусловлены членством в боане и фратрии. Считается, что рассказывать в присутствии чужих не полагается, что сакральный характер мифов и их секретность взаимосвязаны. Во время ритуальных празднеств (дема-вир), когда происходит воплощение мифологических героев, участвовать в пантомиме могут только члены коллектива, их тотемные родственники.

Читая собранные в этой книге рассказы, мы должны ясно представлять себе, что маринд-аним воспринимали их как вполне достоверные истории, заключающие чрезвычайно серьезный смысл, имеющие прямое отношение к основам их существования, к принципам, определяющим их жизненный уклад, к благополучию всех и каждого в настоящем и будущем. И сколь ни трудно современному читателю отрешиться от восприятия этих историй в привычных для него категориях сказок, фантастических небылиц и т. п., необходимо это сделать хотя бы уже потому, что иначе есть опасность не оценить в должной мере истинное содержательное богатство и глубину рассказов.

Основную группу рассказов и у П. Вирца и у Г. Невермана составляют рассказы о демах. Можно сказать, что представления о демах — одна из узловых точек мифологии маринд-аним. Даже располагая большим числом текстов, не так просто описать и интерпретировать эти представления: нужно иметь в виду, что они, подобно другим разделам папуасской мифологии, характеризуются зыбкостью, противоречивостью, синкретичностью и с большим трудом поддаются переводу на язык наших понятий. Необходимо исходить, с одной стороны, из фактической многозначности термина «дема» и широкой амплитуды его применения в мифах, а с другой — из «текучести» этого применения по ходу рассказывания, когда образ демы меняет свой характер, «переливается» из одного состояния в другое и эти перемены не мотивируются и даже не всегда четко фиксируются рассказчиком, а просто принимаются как данность и выражаются в поступках персонажа.

Демы прежде всего сверхъестественные существа, мифологические герои, персонажи мифической эры, т. е. времени первотворений и фантастических превращений. Собственно, во временном плане повествования обозначены весьма неопределенно («давным-давно») либо не обозначены вовсе, и это для мифологического сознания вполне естественно: отнесение событий к прошлому как бы само собой разумеется, но вместе с тем каких-то реальных временных границ не существует и «прошлое» в любой момент может --">