Владимир Викторович Кутузкин - Майские праздники

фотографии, как гуляет по Бродвею. Честно говоря, когда меня не станет, я бы хотел, чтобы все там думали, что я уехал куда-то в Рио, а не лежу в могиле.

– Но если он мне написал записку в книге, то почему именно так? Не проще ли было передать моей маме письмо или вовсе отправить его мне обычной почтой? Ведь мы переписывались в то время. Тогда бы он был уверен в том, что я точно такое письмо получу и прочту.

– Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Костя не был уверен, хочет ли этого, поэтому уменьшил шансы. Если судьбе будет угодно, ты прочтешь, а нет, так нет.

Возникла пауза. Слишком тяжёлую весть я узнал сегодня, хотя и не видел Костю столько лет, а всё-таки нет-нет, да и вспоминал друга. И в те минуты, когда в голове возникал его образ, я представлял, что он живёт где-то в благословенной стране, освоился там и наверняка уже по-русски говорит с американским акцентом, но всё также весел и упрям, хоть и постарел, как все мы. И никогда я не исключал шанса, что однажды он появится, всё расскажет и всё объяснит, и почему не сказался, планируя уехать навсегда, и отчего позже не давал о себе знать уже оттуда. И я эти объяснения приму, так как станет, наконец, понятно, что иначе он поступить не мог, и я бы на его месте поступил точно также. А он расскажет мне что-то совсем важное, чего не знает ни мама, ни сестра Марина, ни старший научный сотрудник Яков Фельдман, а я ему в ответ открою те тайны последних двадцати лет, которые тоже от всех таил, думая, что вот вернётся друг, ему-то и расскажу.

Не скрою, пару раз я даже думал о том, а не умер ли он там, в Америке, не погиб ли? Это бы объясняло, почему он молчит, не выходит на связь уже в новое время, когда появился интернет, когда не нужно заказывать международные переговоры. Найти номер московского приятеля, о котором знаешь всё, и фамилию, и адрес, и место работы, несложно. И я думал, что вдруг он погиб там, это мне как-то объясняло его молчание. Но узнать, что друг никуда и не улетал, что страдал здесь и готовился к последнему дню, встречая и провожая меня, не жил, а доживал и знал об этом – это опустошило меня. Берёг ли он меня, скрывая это, или робел признаться в страшном? А вернее всего, дорожил лёгкостью и беззаботностью наших отношений, не желая впускать в них отравляющий фон неприятных, неисправимых новостей.

Фельдман достал из серванта коньяк и принёс фотографии, которые ему в разное время передал Костя. Мы разглядывали их, сидя за журнальным столиком, над которым висела картина с безмятежным сюжетом раскинувшегося озера и скромным домиком позади. И это было похоже на поминки, которые, наконец состоялись. И стало легче от того, что вопросы были заданы, а ответы, наконец, получены, пусть и вот так, спустя двадцать лет. Казалось, что Фельдман тоже испытывал облегчение, словно хранил эту тайну так долго один и окончательно устал, а теперь передаёт её, словно сдав свой пост.

Мы провели так часа два, лился душевный разговор, полный воспоминаний, но потом и он иссяк. Время было позднее, поэтому я принялся откланиваться, сославшись на дела, которые ещё необходимо сделать сегодня. Мы договорились встречаться хотя бы раз в год, я позвал его к себе на дачу, и уже в прихожей решил спросить о Свете.

– Кстати, Яков Исидорович, а вы не знаете такую девушку Свету?

– Свету? – задумался он.

– Ну, конечно, сейчас она уже взрослая женщина, примерно моя ровесница, а тогда ей было двадцать с небольшим. Я её не видел тогда, но недавно узнал, что у Кости с ней был роман.

– Ну, молодой человек, мало ли с кем у Кости был тогда роман, – засмеялся Фельдман.

– У них там был какой-то конфликт, я бы не хотел сегодня об этом говорить. Словом, эта Света до сих ищет деньги, большие деньги. И считает, что, Костя причастен к этому.

– Ах вот оно что, – Фельдман задумался и поджал губы. – Историю я не знаю, но про деньги кое-что могу сказать. Идите за мной, Максим.

Мы вернулись в гостиную, где Яков Исидорович открыл в шкафу еще один ящичек, покопался в бумагах, и, наконец, извлёк почтовый конверт, из которого достал несколько листков.

– Однажды Костя пришёл ко мне и сказал: «Яков, я тебе оставлю вот эти платёжки. Если к тебе кто-нибудь когда-нибудь придёт и спросит про большие деньги, отдай ему эти платёжки». Я спрашивал подробности, но Костя сказал, что мне эти тайны не к чему, а прийти к нему не должны, платёжки

--">