Еврипид - Ифигения в Авлиде

Еврипид Ифигения в Авлиде

Действующие лица

Агамемнон

Старик

Хор халкидских женщин

Менелай

Вестник

Клитемнестра

Ифигения

Ахилл

Действие происходит в стане ахейцев под Авлидой.

Пролог

^[1]

Агамемнон

Выходи из шатра на поляну, старик;

Ты мне нужен.

Старик

(за сценой)

Иду. В чем же замысел твой,

Агамемнон-отец?

Агамемнон

Поспешай.

Старик

Я спешу.

Моя старость, владыка, – бессонный покой,

А глаза у нее, что два сторожа, бдят.

Агамемнон

Этот яркий пловец… Как зовешь ты его?

Старик

Это – Сириус, царь; под седьмицей Плеяд

Он плывет; половинный лишь пройден им путь.

Агамемнон

И кругом – тишина: не проснулись грачи^[2],

Не шелохнется море; могучий Еврип^[3]

Точно скован воздушным молчаньем.

Старик

Но зачем же ты сам о палатке забыл,

Агамемнон-владыка? В Авлиде покой;

На стенах даже стража недвижно стоит.

Не вернуться ль в шатер?^[4]

Агамемнон

Как ты счастлив, старик!

Как завидны мне все, что в безвестности век

Свой исполнить могли! А на славы верхах —

О, не стал бы я этих людей величать!

Старик

Но не там ли всей жизни найдешь красоту?

Агамемнон

Да, найдешь; да надолго ль? Приманка сладка,

А откусишь – претит. Оскорбленный ли бог

Наше счастье разрушит, иль прихоть людей

Его злобно на клочья истреплет…

Старик

Недостойное слово промолвил ты, царь!

Иль ты мнил, на бессменное счастье тебя,

Агамемнон, родил повелитель Атрей?

Боги смертнорожденному в долю дают

Лишь с печалями счастье; и рад ли, не рад —

Но ты должен веление божье терпеть.

Ты ж, светильника блеском шатер озарив,

Покрывал письменами скрижаль^[5]… у тебя

И поныне в руках она; пишешь слова —

И стираешь опять; вот печатью скрепил —

Глядь, уж сорвана вновь она, оземь доску

Ты бросаешь, и слезы текут из очей.

Уж порой мне казалось, безумец сидит

Предо мною в шатре. Что терзает тебя?

Что случилось с тобой, государь? О, скажи

Мне доверия слово: я верен тебе.

Ведь недаром же в брачное вено меня

В твой чертог снарядил повелитель Тиндар

Провожатым почтенным невесты!

Агамемнон

Трех дочерей на свет явила Леда^[6]:

Звалася Фебой первая из них,

Жена моя, вторая, Клитемнестрой,

И младшая Еленой. Женихов

Прославленных в Элладе и могучих

Ее краса манила, и вражды

Зажглось меж ними пламя: уж носились

Кровавые угрозы по устам,

Суля ее избраннику расправу…

Уж голову старик Тиндар терял,

Ее отец, колеблясь, выдавать ли,

Иль лучше дочь совсем не выдавать, —

И вдруг его решенье осеняет —

И юношам он молвит: “Женихи,

Клянитесь мне, соединив десницы

И пепел жертв обильно оросив,

Спасать от бед избранника невесты,

И если кто, будь варвар то иль грек,

Столкнув его с Елениного ложа,

Тиндара дочь в свой город увезет, —

Клянитесь мне разрушить стены вражьи”,

Так царь Тиндар, опутав женихов

И клятвою связав их, дочке отдал:

“Любого, дочь, ты выберешь – плыви,

Куда влечет Киприды дуновенье”.

Был выбором отмечен Менелай.

О, горе нам!.. Но годы шли… Фригиец,

Решивший спор богинь^[7] – так говорит

Предание, в Лакедемон приехал:

Цветами на одеждах ослепив,

Весь золотом увешанный, как варвар,

С царицею влюбленный Приамид

Влюбленною уплыл к родимой Иде^[8],

Пока по свету ездил Менелай…

Но вот домой вернулся царь: язвимый

Любовью и обидою, он шлет

Во все края Эллады, чтоб о клятве

Припомнили ахейцы… На призыв

Воздвиглись копья мигом и немедля

Среди щитов блестящих женихи

Под парусом, на бранных колесницах,

Близ тесных вод авлидских собрались

И стали лагерем. А мне начальство

Поручено по выбору… Еще бы,

Ведь Менелай мне брат. О, эту честь,

А с ней и жезл охотно бы я отдал!

Окончены все сборы, и давно

К отплытию готов наш флот, да ветра

Бог не дает… И вот Калхант-вещун

Средь воинов, безвременьем томимых,

Изрек, что царь и вождь Агамемнон

Дочь Ифигению, свое рожденье, должен

На алтаре богини заколоть,

Царицы гладей этих. “Если, молвил,

Заколете девицу, будет вам

И плаванье

--">