Уолтер Мэркс , Питер Мэркс - Это сделал Дворецки

Миссис Дворецки в ярости поднимается с дивана. У мистера Дворецки широко раскрываются глаза).

Викки (вызывающе глядя на мисс Дворецки). Я же не могла его не поцеловать. Он стоит под омелой.

Мистер Дворецки. Пока все, Альдо (миссис Дворецки гневно смотрит в спину уходящего Альдо. Звенит дверной звонок). Кто это может быть? Ты кого-нибудь ждешь?

Миссис Дворецки. Я — нет. Викки, что означал этот маленький спектакль?

Викки. Порыв, знаешь ли. С тобой такого не случалось?

МИСС ДВОРЕЦКИ. Шлюха! Будь я твоей матерью, я бы… (Входит Альдо с небольшой плоской посылкой, завернутой в подарочную бумагу. Направляется к миссис Дворецки, протягивает посылку ей).

Альдо. Принес посыльный. Для вас, мадам (она пристально смотрит на дворецкого, потом берет посылку, срывает бумагу).

Миссис Дворецки. Моя любимая книга. «Путь всякой плоти». Любопытно. Рождественский подарок, но без открытки. Подождите. Тут надпись на форзаце. «Дорогой Анжеле!» Взгляните на страницу сто семь (она пролистывает страницы, находит нужную). Тут подчеркнутая фраза. (Читает). «Мы живем в тени смерти, которая, как дамоклов меч, грозит опуститься в любое мгновение».

Викки. Как странно!

Мистер Дворецки. Как мудрено!

Викки. Интересно, кто мог ее прислать? (Внезапно миссис Дворецки покачивается, глаза у нее округляются, она подносит руку к шее).

Мистер Дворецки. Анжела! Тебе нездоровится? (С одной рукой у шеи, второй миссис Дворецки тянется к нему, пытается что-то сказать, но с губ срываются только хрип. Она падает на пол. Мистер Дворецки спешит к ней, опускается рядом на колени). Анжела! Господи, она… (Викки издает крик ужаса).

Альдо (глядя на тело миссис Дворецки). Она умерла… Но как?.. Почему?..

Викки. Папуля! Что же нам делать? (Мистер Дворецки ее не слышит. Неотрывно смотрит на миссис Дворецки).

Альдо. Если позволите высказать предложение, сэр…

Мистер Дворецки. Предложение?

Альдо. Я предлагаю спрятать тело. В диван у окна.

Мистер Дворецки. Я возьму ее за ноги. (Они несут тело миссис Дворецки к дивану, поднимают сидение, укладывают тело в диван. Викки наблюдает, кусая кулак).

Викки. Это невероятно. Анжела мертва! (Подходит к стулу, садится. Мужчины опускают сидение дивана. Несколько мгновений стоят, опустив голову). Только что была такой… живой. Не могу поверить, что она действительно умерла. (Викки начинает плакать. Мистер Дворецки подходит к ней, утешает. В этот самый момент голова миссис Дворецки появляется на фоне окна. Она вылезла из дивана и теперь уходит за кулисы. На сцену из зала поднимается Энтони Дж. Лефкорт. Мужчина лет под шестьдесят, но по-прежнему лучащийся оптимизмом и энтузиазмом юности. Одет эксцентрично, одежда дорогая, правда, знавшая лучшие дни. Но, несмотря на обтрепанные манжеты и лоснящиеся штаны, Тони уверенно ведет свой корабль сквозь жизненные шторма. Он — законченный эгоист, прирожденный манипулятор, который абсолютно уверен, что из любого кризиса выйдет победителем. Тони вызывает в памяти легендарных шоуменов театра: Джеда Харриса, Майка Тодда и Орсона Уэллса. Это сравнение Тони нашел бы отвратительным. Не его должно сравнивать с ними, а их — с ним).

Тони. Минуточку! Миссис Дворецки, вас не затруднит вернуться на сцену? (Викки перестает плакать. Мистер Дворецки перестает утешать. Альдо расслабляется. Миссис Дворецки возвращается на сцену через левый вход, пройдя через кулисы. Тони обращается к актрисе, которая играет миссис Дворецки). Моя дорогая Натали. Я ставлю не первый спектакль и знаю, если актер умирает на глазах зрителей, его необходимо убрать со сцены до того, как естественная необходимость дышать испортит весь эффект. Я решил эту проблему достаточно легко: тебя укладывают в диван. Однако… доверие ко мне, как к режиссеру, да и тебе, как к покойнице, рухнет, если потом тебя увидят уходящей со сцены за окном тридцатого этажа.

Натали. Наверное, придется сильнее пригибаться.

Тони. Вот это правильно. (Поворачивается к актеру, играющего мистера Дворецки). Роберт, мы близки к цели. Более того, приближаемся к ней семимильными шагами всех. Конечно, на репетиции ушла не одна неделя, но ты наконец-то начинаешь играть Раймонда Дворецки, каким я его написал — строгим, сдержанным, но при этом внутренне чутким.

Роберт. Спасибо, Тони.

Тони. Одно, ты, правда, забываешь.

Роберт. Что?

Тони. Свой --">