Алексей Климин - Акциденция

побывку к родне прикатил, я теперь начальник уголовного отдела милиции слободы Бережково и прилегающих к ней окрестностей.

О как, был боевой командир Красной Армии, а теперь стал милиционером. Хотя, сейчас это обычная практика. По крайней мере, так мне сказал Алексей Сафронович, военком по нашему району в Ниженном, к которому я заявился после того, как был безоговорочно и окончательно комиссован. «— Не дело, — говорил майор суровым тоном, просматривая мои документы, — опытными боевыми кадрами раскидываться — не время сейчас!»

Да мне что? Мне — отлично! Потому что боялся я задней мыслью остаться совсем уж не у дел. Как смог с тростью ходить, так и на завод собирался идти — проситься хоть кем-то. А оно вон как вышло — послали меня теперь защищать покой Родины в тылу. На фронт, значит, уже — все, мне дорога закрыта, а тут вот — сгодился. Притом, не где-нибудь, а в городе моего детства, вернее в слободе, которая за неимением каких-то городков в округе, числилась за районный центр.

И даром, что поселок наш не город, а завод-то в нем имеется не маленький — судостроительный, который, как и большинство промышленных предприятий страны, сейчас работал на фронт. Да и хлебушка с нашего порта, вон, сколько отгружается — отсюда видно, как баржи караваном выходят в фарватер.

Я чуть приостановился и, прикрывая рукой от солнца глаза, всмотрелся вдаль. Облака, немного скрадывающие ослепляющий свет в первой половине дня, растворились, плывя теперь по небу лишь длинными ничего не закрывающими лентами, а потому и на реку было чуть не больно смотреть — она не текла серовато-синим полотном, а бликовала своей гладью, как огромное зеркало. Так что, даже при большом желании разглядывать на ней что-то долго не получалось — видно было плохо, да и глаза быстро начинали слезиться.

Я еще раз бросил взгляд на госпиталь, где суета на крыльце так и не стихла, а казалось, только возросла, и сам двинул вперед по той улице, по которой давеча ехали грузовики с ранеными.

Да собственно, мне эта улица и нужна была. Она, да еще та, что шла понизу от пристани через рыночную площадь, и могли считаться главными улицами слободы. Только там, внизу, было колготно и шумно, а здесь, вроде и рядом, но все же уже в стороне и выше, м-м… кажется это называется — респектабельно.

Улица, по которой я шел, вся состояла из больших, по местным меркам конечно, добротных домов. Эти особнячки когда-то давно, еще до революции, принадлежали купеческому люду, а теперь вот стали зданиями общественными. Здесь, на этой улице, размещались и Райком партии, и Райсовет, и Дом пионеров, и другие учреждения, без которых жизнь любого города состояться не могла. Были здесь еще и здания, принадлежащие каким-то хозяйствующим организациям, и библиотека, которая, так толком в новый Дом культуры перебраться и не успела, потому, как мраморный дворец открыли только в сороковом году. Чего тянули, я не знаю — меня здесь не было, да если б и был, то, наверное, во внимание это и не взял.

Ну, а в следующем году всем уж не до библиотек стало. А потом большое здание и вовсе определи под эвакуационный госпиталь — это уж когда бои под самой Москвой шли.

Впрочем, я могу и ошибаться, потому, как сам тогда был на фронте, а те редкие письма, что получал от матери, многого о событиях в слободе не упоминали. Пашу арестовали перед самой войной, Алина как-то сразу попала в полевой госпиталь, а дети, как сегодня узналось, какое-то время и вовсе пробыли у Натальи в Москве.

Матушка моя здесь не бывала года с тридцать девятого, а написать ей было и некому, как я теперь понимаю. Марфуша-то наша, что, наверное, так и прожила вдвоем с жиличкой в доме полгода, пока Наталья не приехала, да Алина не вернулась, была безграмотной… по крайней мере, мне так всегда казалось. И даже если я не прав на ее счет, то все равно, изобразить она могла, скорее всего, не более чем свое имя или какую короткую записку, а уж никак не цельное письмо, с длинными и обстоятельными описаниями.

А вот, сразу за райкомом комсомола и бывшая вотчина купца Демина, а нынче районное отделение милиции. Дом тот был красного кирпича, двухэтажный, с большим двором и хозяйственными постройками, что проглядывались в такую же фигурно выложенную арку открытых настежь ворот.

Помню я ее, хорошо помню — еще по малолетству с тем же Пашкой и другими ребятами мы, бывало, крутились здесь, поскольку в нашем тогдашнем понимании сначала дяденьки приказчики, а --">