Анне Метте Ханкок - Трупный цветок

медленно открылась.

Элоиза решила подняться в редакцию по лестнице и взбежала на четвёртый этаж, прыгая через две ступеньки. Карен Огорд уже ждала её на лестничной площадке. У них всегда были хорошие отношения – здоровые и крепкие рабочие отношения, – и Элоиза уважала её как журналиста и как человека. Однако эти отношения никогда не были доверительными. Элоиза знала, что Огорд замужем, что она живёт в Хеллерупе и что её сын служит в армии, но, помимо этого, не имела никакого понятия о её частной жизни. Как и редактор – о её. Это был тот уровень близости, который идеально ей подходил – особенно сегодня.

– Дай угадаю: ты не веришь в зонтики, в этом дело? – Огорд вопросительно смотрела на мокрую одежду Элоизы.

Элоиза улыбнулась и слегка отряхнулась от дождя.

– Нет, я ещё не настолько взрослая.

– Полагаю, ты читала сегодняшнюю колонку главного редактора?

– Да.

– И?

Элоиза пожала плечами.

– А что ещё Миккельсену оставалось написать?

– В этом ты, может, и права, конечно. Но он был чертовски зол, когда я разговаривала с ним на днях. Если бы не тот факт, что именно ты сделала в этом году столько крупных расследований для нашей газеты, то, думаю, тебя бы выгнали. Честно говоря, я всё ещё не уверена на сто процентов, что тебе удастся оправдаться.

– Спасибо, это были именно те ободряющие слова, в которых я так нуждалась. – Элоиза открыла дверь в опенспейс. – После вас, шеф.

– Тебе ведь больше нечего рассказать, кроме того, что ты уже рассказывала? Я имею в виду, нет ли чего-нибудь такого, что мог бы накопать Лопата и о чём я не знаю?

– Например?

– Не знаю, чего угодно, что выставило бы тебя в ещё худшем свете, чем раньше. И, должна сказать, короткое «нет» очень бы меня устроило. – Карен Огорд посмотрела на неё поверх роговой оправы очков.

Смутные образы обнажённых тел, влажной кожи и солёных поцелуев пронеслись перед внутренним взором Элоизы, как слайд-шоу. Она была готова идти на эту встречу, потому что ей совсем не нравилось быть автором провального расследования. Но она не хотела раскрывать подробностей своей личной жизни. Не только потому, что это не касалось её начальства. Она была ещё и попросту слишком горда, чтобы признать, что доверяла Мартину.

– Нет, – сказала она, успокаивающе положив руку на плечо редактора. – Больше ничего. Не пора ли уже покончить со всем этим? Где Лопата?

– Должен быть здесь.

Карен Огорд заглянула в большую переговорную в середине коридора. Там никого не было.

– Он был за рулём, когда звонил мне, так что, возможно, ещё не доехал. Налей себе пока чашечку кофе, только никуда не уходи. Я дам тебе знать, когда он приедет.

По пути к редакционной кухоньке Элоиза прошла мимо стойки с почтой. Со временем в её ящичке почти перестало что-то появляться, но сегодня её ждала целая пачка писем.

Она отнесла письма и чашку растворимого кофе на своё место в закутке, где сидели занимавшиеся расследованиями журналисты, закинула обе ноги на стол и открыла первый конверт. Внутри была толстая пачка бумаги – девять мелко исписанных страниц с возмущениями по поводу использования детского труда в Индии. Письма номер два и три были на ту же тему, в то время как в четвёртом лежал маленький жёлтый стикер, на котором было всего одно слово: «Шлюха!»

– Боже, как оригинально, – сказала она, показывая записку своему коллеге Могенсу Бётгеру, который сидел по ту сторону их общего двойного стола.

Он оторвал глаза от блокнота и в ответ только безэмоционально поднял брови.

Элоиза смяла стикер вместе с конвертом, в котором он пришёл, и бросила ком бумаги в мусорную корзину на другом конце комнаты. Он приземлился на неровный паркет с узором ёлочкой в полутора метрах от цели.

– Вот это у тебя отлично получается. – Могенс Бётгер одобрительно кивнул. – Можно использовать как план Б, если Миккельсен тебя выгонит.

– Он этого не сделает.

– Тебе не стоило бы быть такой уверенной.

– Он не уволит меня, – повторила Элоиза.

Она взяла следующий конверт из стопки и начала вскрывать его указательным пальцем.

– А её вот выгнал взашей, – нараспев проговорил Бётгер, имея в виду бывшую коллегу, которую только что уволили за сфабрикованный источник. Это увольнение прогремело на всю газету и оставило главному редактору Миккельсену на память покрасневшие глаза – так он тогда был зол.

– Она, блин, заслуживала увольнения. Это совсем другое. --">