Грег Диналло - Фиаско

меня», «защити», и я мысленно представил, как она просыпается я моей постели. Секунд пять что-то пищало, и тут я почувствовал, что все настороженно глядят на меня. Черт побери! Да это мой бипер — такой карманный приборчик вызова к телефону. Суетясь, я вытащил его и выключил. Все с любопытством уставились на меня.

— Извините, — смущенно пробормотал я, — пожалуйста, не сочтите за обиду, но я должен выйти. Может, знаете, где в здании телефон-автомат?

Кое-кто мрачно мотнул головой, другие недоуменно пожали плечами и обменялись неодобрительными взглядами. Я натянуто улыбнулся и вышел из зала. Дверь со стуком захлопнулась за моей спиной, и я пошел по коридору, чувствуя, что будущие трезвенники поставили под сомнение как сами намерения влиться и их стройные ряды, так и мои умственные способности.

У партийных функционеров-аппаратчиков карманные биперы имелись уже давно, но рядовые граждане мало что знали о них, поскольку достать их было практически невозможно. Я приобрел один такой в «Стокманне», финском универсальном магазине, который открылся в Москве. По его каталогу можно было заказать какие угодно товары, начиная с американских лезвий для безопасной бритвы и кончая японскими спортивными автомобилями. Нужную вещь немедленно доставляли из Хельсинки железнодорожным экспрессом «Толстой», который каждое утро встречали на Ленинградском вокзале возбужденные толпы народа.

Крутящаяся дверь вытолкнула меня в холодную темноту. Температура была, наверное, около нуля. Март в Москве всегда отвратительный. Я заторопился прямиком к театру на Таганской площади, к ближайшему телефону-автомату. На бипер и смотреть не надо, я и без того знал, что вызывает меня Вера Федоренко. Только она знает мой номер. Опустив монетку в прорезь телефона, я набрал номер Петровки. В трубке длинно загудело: четвертый, пятый, шестой гудок.

— Диспетчер семнадцатый слушает. — Из шума огромного зала, куда поступают все телефонные звонки в Главное управление милиции, послышался наконец голос Веры. На такой же огромной электрифицированной карте Москвы зажглась соответствующая лампочка, показывающая место, откуда звонят.

— Это я, Коля. Что там случилось?

— Да многое что. Время сейчас тревожное, не до разговоров.

— Ты вызывала меня, Вера? Сигнал поступил в самый разгар моего выступления на встрече.

— А-а, да. Несколько минут назад сообщили, что у дома на набережной нашли труп.

— У дома на набережной? Кто-то очень важный?

— Понятия не имею. Подожди минутку. Еще откуда-то звонят.

Она переключила телефон, но мой не отсоединила.

Слушая в трубке шорохи на линии, я думал о доме на набережной. Вера не сомневалась, что новость меня изрядно заинтересует. Домом на набережной называли элитарный жилой комплекс на берегу Москва-реки, где проживали многие сотрудники администрации правительства. Сорок три года назад, когда я появился на свет, это был дом и моих родителей.

Проживая в нем в детстве, я пользовался немалыми привилегиями: играл на ухоженном дворе, плавал в зимнем бассейне, обедал в фешенебельном ресторане и ходил в специальную школу № 19 вплоть до постыдных событий весны 1968 года, когда Брежнев бросил на Прагу армаду советских танков, а пробудившаяся совесть моего отца и его опасения, что опять возвращается волна репрессий, обернулись тем, что его, мыслящего человека, профессора политэкономии, объявили врагом государства. За десять лет до пражских событий Хрущев положил начало «оттепели» — опустились немного цензурные рогатки, прекратились репрессии и террор, а Солженицыну разрешили издать «Один день в жизни Ивана Денисовича». Отец искренне всему радовался, воспрянул духом. «Тогда была весна», — частенько вспоминал он те дни, и память о них придавала ему силы еще долгие годы.

— Извини, Коленька, — раздался в трубке голос Веры, отрывая меня от воспоминаний о прошлом.

— Известна причина смерти? Есть какие-нибудь сведения?

— Нет. Больше ничего не знаю.

— И на том спасибо. Дай Бог, чтобы это был какой-нибудь бомж, споткнувшийся о бордюр.

— А не хочешь, что он из аппарата правительства, а его укокошила проститутка по заданию ЦРУ?

— Уверен, это израильская проститутка, а он высокопоставленный член правительства. Мне нужно бежать.

— Подожди. Мне прийти к тебе попозже?

— Конечно же.

— А кофе у тебя есть?

— Кофе? Да в магазинах его уже давно нет.

— Ну ладно. Я --">