Грег Диналло - Фиаско

что материала у меня навалом.

— Следовательская работа, стало быть, — подозрительно как-то подытожила сидящая вблизи женщина.

— Наверное, пишете для «Правды»? — выпалил молодой парнишка, вызвав иронический смех всей группы.

— А почему бы и нет, — вступила в разговор другая женщина, видимо, довольная тем, что недавний всемогущий пропагандистский рупор коммунистической партии после недолгого запрещения опять разрешили печатать.

— Я против любой цензуры. Свободная пресса — единственная питательная среда для свободного общества.

— Свободная, чтобы топтать другие жизни? Чтобы искажать историю? Чтобы печатать заведомую ложь? — возмущенно заметил мужчина с ледяным взглядом, имея в виду ту, прежнюю «Правду» с ее отличительными разносами чуть ли не из номера в номер.

— Именно так и происходит, когда запрещают высказывать противоположную точку зрения и ужесточается несправедливое законодательство. Запрет на любые публичные выступления, если не считать криков о пожаре в битком набитом театре, нарушает свободу слова.

— И даже запрет на деятельность коммунистической партии?

— И этот запрет тоже.

— Ну что ж. А я все же рад, что этих подонков убрали. Не об этом ли вы пишете, Николай? О политике?

— Да нет. Пишу я о коррупции и о…

— А-а, догадываюсь: не о политике, а о политиках. Опять раздался смех.

— …и о несправедливости Я пишу об афганцах, и забастовках шахтеров, об обществе «Память».

В зале наступила тишина. Вряд ли кто из присутствующих не знал о постыдном обращении с ветеранами войны, о легочных заболеваниях в шахтерских поселках, об ультраправой группировке, проповедующей антисемитизм.

— Николай К., — задумчиво пробормотал пожилой человек в тюбетейке, сухощавый и морщинистый. — Теперь у нас есть и знаменитый диссидент.

— Ну и что тут такого? Сейчас уже не возбраняется писать про это. Боюсь, что диссидентство стало довольно конкурентным занятием.

— А может, он пришел, чтобы написать про нас? — предположила та женщина, которая заподозрила во мне следователя.

— Написать про вас? — Я прикинулся, будто загорелся этой мыслью. — Что, здесь собрание заговорщиков, мешающих государству удерживать своих граждан в состоянии беспробудного пьянства еще семьдесят пять лет, чтобы они не прознали, насколько глубоко прогнила жизнь в нашей стране?

Тут многие весело засмеялись и откинулись на спинки стульев, явно встав на мою сторону.

Поблагодарив за поддержку, я сел на свое место и вытащил сигарету «Дукат». Первая спичка, как всегда, не зажглась. Интересно, Кремль наловчился испепелять целые города, а спички, чтобы поджигать их, делать так и не научился. На головках спичек столь мало серы, что их чиркаешь и чиркаешь, пока они не зажгутся. Прикурив наконец-то, я с наслаждением затянулся и приготовился слушать, но тут встала симпатичная молодая женщина с бледным лицом.

— Меня зовут Людмила Т., — робко начала она, обращаясь ко мне, а затем, осмелев, повернулась к остальным и сказала: — Сегодня мне тридцать лет.

— Поздравляем с днем рождения, Людмила! — Нестройные выкрики тут же перешли в дружный хор голосов.

— И как, Люда, — затараторила та бдительная женщина, едва только утихли поздравления, — эта неделя была удачной для тебя?

— О да, но сегодня я не пошла на работу. Прогуливать мне не хотелось, но я знала, что сослуживцы принесут водку, чтобы поздравить меня, и боялась, что не удержусь от соблазна.

— И правильно сделала, что прогуляла, — одобрила ее женщина.

— Нет, неправильно, — возразил сухощавый пожилой мужчина в тюбетейке. — Нужно жить в реальном мире. А что будет, когда ей предложат водку на чьем-нибудь дне рождения?

— Вы правы, правы, но сегодня я не смогла бы удержаться, — застенчиво запротестовала Людмила. — Тут я не просто бы опьянела, а потеряла бы контроль над собой. Ну а потом… а потом произошло бы и другое.

— Что другое? — быстро спросила женщина. Опустив глаза, Людмила набиралась храбрости ответить.

— Я бы проснулась в постели рядом с незнакомым мужчиной и не вспомнила бы, откуда он здесь взялся… Я бы перестала себя уважать… но удержалась… знаю, что удержалась… Ну и это…

Раздался негромкий писк, она умолкла и растерянно огляделась, пытаясь понять, откуда идет этот звук. Во всем ее облике проскальзывала какая-то детская беззащитность. Что-то в ее глазах, в движениях так и просило: «возьми --">