Рут Уэйр - Смерть миссис Вестуэй

Еда совсем остыла, Хэл завернула ее в бумагу и затолкала в мусорное ведро, что стояло в углу комнаты. Во рту пересохло от соли, горло болело, и вдруг показалась уютной мысль о кружке горячего чая перед сном. Она сделает чай, оставшимся кипятком наполнит грелку, тогда простыни будут не такими холодными, и это поможет заснуть.

Чайник зашумел, и Хэл пошарила в шкафчике, висевшем над раковиной, в поисках коробки с чайными пакетиками. Но рука наткнулась на другое – словно она действительно искала другое. Не на легкую картонную коробку, а на стеклянную бутылку, наполовину пустую. Хэл не нужно было снимать ее, чтобы понять, что это такое, но тем не менее она достала бутылку и прикинула вес на руке – за стеклом заплескалась маслянистая жидкость. Водка. Она теперь редко пила, ей не нравилась женщина, которой она стала, – со стаканом в руке; но потом ее взгляд упал на письма, что лежали на кофейном столике, и она быстрым движением открутила крышку и щедро плеснула водки в чашку, предназначавшуюся для чая.

Когда закипел чайник, она поднесла чашку ко рту, вдохнув едкий, слегка бензиновый запах, глядя, как в тусклом свете, падающем от уличного фонаря, колышется натянутая поверхность жидкости. На мгновение вдруг возникло предстоящее ощущение – огненное жжение, а потом легкий гул в ушах. Но затем что-то ее остановило, и, вылив водку в раковину, она сполоснула чашку и заварила в ней чай.

Идя с чашкой в спальню, Хэл с некоторым беспокойством поняла, что забыла про грелку. Ладно, не важно. Она слишком устала, чтобы еще возиться, а чай горячий, такой замечательный. Хэл не раздеваясь свернулась в постели, отхлебнула чаю и уставилась в яркий экран телефона.

На нем была найденная в «Гугл-картинках» раскрашенная открытка, наверно, 1930-х годов, с изображением сельской усадьбы. Длинный фасад светлого дома с георгианскими окнами увит плющом. На шиферной крыше больше десятка каминных труб, все разные. Сзади дом продолжался пристройкой – вроде бы из красного кирпича и в другом стиле. Перед домом раскинулся пологий газон. Поперек открытки тянулась надпись: Перед поездкой в Пензанс мы чудно пили чай в имении Трепассен.

Значит, это и есть имение Трепассен. То самое. Не скромный коттеджик, не часть викторианского таунхауса с претенциозным названием, а настоящая загородная усадьба.

Да с долей, пусть и небольшой, такого наследства можно не только оплатить все счета, можно куда больше. Можно вернуть уверенность, которую Хэл потеряла после смерти мамы. Даже пятьсот фунтов дадут ей передышку, в которой она так нуждалась уже много месяцев.

Часы в верхней части экрана показывали половину первого, Хэл понимала, что надо спать, но не закрывала телефон. Наоборот, она села в кровати – от пара, поднимающегося от чашки с чаем, запотели очки – и продолжила поиск в Интернете, гуляя по страницам и чувствуя странную мешанину возникающих эмоций, согревающих ее больше, чем чай.

Тревогу? Да. А еще страх, и в немалой степени. Но больше всего то, на что она не осмеливалась много лет. Надежду.

Глава 3

Вспомнив, она съежилась, как будто ей пару раз крепко саданули по почкам.

Страх – это стопка счетов на кофейном столике, а еще хуже счетов – два напечатанных письма, отправленных не по почте… А вот возбуждение…

Ночью Хэл пыталась убедить себя, что все это ерунда. Тот факт, что Эстер Вестуэй жила в Трепассене, еще не означал, что она в самом деле владела этим огромным имением с открытки. В наши дни ни у кого не бывает таких больших домов. То, что она там умерла, еще не значит, что имение было ее собственностью. Скорее всего, сейчас там дом престарелых.

А экономка? – шептал голос в глубине сознания. А эти слова – «позаботится о комнате»? Ведь так бы не писали о доме престарелых, правда?

– Не важно, – сказала Хэл вслух, испугавшись звука собственного голоса в безмолвной квартире.