Роберт Рик МакКаммон - Пятерка

было историй из пестрой жизни Джорджа, но этой не было. Кочевник подумал, не берегли Джордж ее на случай.

— Хилая была группочка, студенты, в общем. Бобби Эппл — он же Бобби Коскавич — был тощим компьютерным гиком из Иллинойсского универа, но заворачивать умел, как чернокожий лет пятидесяти, выросший в гетто. Я видел, как он в одиночку, на зубах, вытаскивал концерты и взлетал с ними в небо. Просто взлетал, а группа оставалась позади. В иное пространство и время уходил, понимаешь?

— Да.

Об этом мечтает любой музыкант: чтобы тебя подхватило и унесло, когда плевать на весь мир, его нет, остался только звук, и он тебя уносит в безумии, и это лучше, чем секс с шестнадцатью бабами сразу.

— Они записали два диска в подвале у ударника, — сказал Джордж. — Настоящие песни, почти все оригинальные. Эфир получили на местной радиостанции. Музыканты менялись, приходили и уходили. Подбирали духовиков получше. Но вот эта сила, эта магия сцены у Бобби — ее никогда не удавалось передать.

Не так уж необычно, и Кочевник это знал. Если не сумеешь передать ее на диски, или на mp3, или на винил, рано или поздно дорога тебя измотает.

— Ну, концертов у них было много вживую, — говорил Джордж. — Зашибали деньгу, и Бобби был двужильным, и какие-то поклевки были от типов из звукозаписи, но ни одной серьезной. А потом в один прекрасный день… он просто проснулся, спросил, в каком он городе, сказал, что будет давать вечером концерт в «Арсенале», а потом со всеми расплатится, потому что едет домой. Я пытался его отговорить — все мы пытались. Я ему говорил: «Чувак, не дури». Я говорил: «У тебя талантище, не отворачивайся ты от него». Но ты ж понимаешь, он устал. Уперся в стену — дальше некуда. Я, наверное, устал тоже, потому что не стал сильнее стараться. Подумал, наверное… что групп на мой век хватит. — Джордж затянулся, поглядел на тлеющий окурок, будто гадая, не пора ли его гасить. — Последнее время часто о нем думал. Он вернулся к своему программированию, антивирусные штучки. Наверное, сейчас бешено богат, ржет и задницу чешет в Кремниевой долине.

— Может, и так, — ответил Кочевник. — А может, волосы себе рвет на заднице и хочет обратно в свою прежнюю группу.

— А ты хочешь когда-нибудь вернуться в прежнюю группу?

— В которую из? — спросил Кочевник, не изменившись в лице.

— В ту, в которой тебе было лучше всего.

— Тогда мы оказались бы в текущей ситуации, что аннулирует твой вопрос.

Джордж вымученно улыбнулся:

— Понятия не имел, как мало тебе нужно для счастья.

— Ну, дело-то не во мне, не в том, доволен я или нет. Так ведь? — Кочевник ждал ответа от Джорджа, но Гений-Малыш молчал, и тогда Кочевник наклонился к нему: — Глаза-то у меня есть. И мозги еще не пропил. И групп видал достаточно, чтобы понимать, когда человек начинает на сторону смотреть. Так вот, будь братом и скажи мне правду. Кто тебя зовет?

— Не тот, кто ты думаешь.

— Скажи.

Лицо Джорджа исказилось страдальческой гримасой. Он затянулся остатками сигареты, выдул серый дым, закрутившийся надписью неведомой каллиграфии, и вдавил окурок в кирпичи.

— У моего двоюродного брата Джеффа в Чикаго есть контора, называется «Аудио эдвэнсез». Ставят аппаратуру в филармониях, конференц-залах, в церквях, в общем, где она нужна. Микшеры, колонки, блоки эффектов — все, что надо, короче. Ну и обучение, как с этим работать. В общем, не бедствует. — Джордж замолчал, провожая взглядом пролетевший по шоссе «харлей». На седоке сверкал ярко-красный шлем. — Ему нужен представитель на Среднем Западе. И завтра в десять утра он уже должен знать, согласен я или нет.

Кочевник молчал. На миг он застыл неподвижно, думая, что все, все понял неправильно. Он думал, что Джорджа охмуряют — переманивают, если угодно, — в другую группу. Грешил на «GinGins», или «Austin Tribe», или «Sky Walkers», или любую из нескольких сотен иных, с которыми приходилось выступать на одной сцене и которые уволили менеджера и теперь хотят перетащить Джорджа, обещая огни рампы, отличную травку и отвязный секс под кайфом.

Ан нет, дело хуже. Потому что зовут в реальный мир, а не в искусственную жизнь, и Кочевник по глазам Джорджа видел, что он не будет стараться оттянуть наступление десяти утра.

— Господи… — У Кочевника пересохло во рту. — Ты все бросаешь?

Джордж сидел, отвернувшись, глядя в землю. Бисеринки пота собрались у него на висках в нарастающем жаре дня.

— Что я могу сказать? — --">