Дэвид Моррелл - Испытание

Дэвид Моррелл ИСПЫТАНИЕ

Предисловие

В 1972 году я случайно вспомнил об одной статье, которую мне довелось прочитать несколько лет назад, когда писал роман “Первая кровь”. Закончив его, я в поисках нового сюжета пересматривал свои бумаги и очень обрадовался, обнаружив, что она сохранилась. В ней шла речь о тревожном увеличении числа военизированных организаций правого толка в Соединенных Штатах конца шестидесятых годов, и особое внимание уделялось группе под названием “Минитмен”, члены которой планировали устроить диверсию в здании ООН. Заговорщиков поймали и посадили, обвинив в незаконном хранении оружия.

Мое внимание в этой публикации привлекли два момента. Во-первых, воинствующий фанатизм, с которым “Минитмены” собирались воплотить в жизнь свои расистские замыслы; во-вторых, потрясающая откровенность лидеров группы, пригласивших корреспондента присутствовать на учениях, осмотреть склады вооружений и даже посетить их в домашней обстановке.

Предположим, сказал я себе, что лидеры некой организации, подобной “Минитмен” — назовем ее условно “Защитники Республики”, — знают, что им грозит суд, и заинтересованы в формировании благосклонного общественного мнения. Они заключают с репортером сделку: дают ему возможность представить взгляд изнутри на экстремистскую организацию, но с условием — поддержать их идеи господства белой расы. Однако репортер испытывает такое потрясение перед открывшимися ему жестокостью и ненавистью, что не может пойти против своей совести и публикует не доброжелательный, а, наоборот, резко критический материал. Как бы ему отомстили безжалостные “Минитмены” за подобное предательство?

Эти мысли стали толчком к написанию моего второго романа — “Испытание”. Подобно библейскому Иову, мой герой Рубен Борн также должен был пройти через множество мыслимых и немыслимых испытаний веры в правоту своих моральных принципов. Я подумал: а не сделать ли его писателем, в чьих произведениях доминирует тема насилия, но сам он никогда не имел с этим дела; сможет ли он применить в жизни то, о чем писал в своих книгах, похожих на “Первую кровь”? Другими словами, Рубен Борн — это мой коллега, одержимый, подобно мне, идеей семьи и безопасности. Мои самые худшие страхи всегда были связаны с мыслью о безопасности собственной семьи. Как бы реагировал такой человек, как я — миролюбивый по натуре, но парадоксальным образом приверженный теме насилия д своем творчестве, — на ситуацию, в которой насилию подвергаются его близкие?

Пока я просчитывал варианты, мне пришло в голову, что решение этого вопроса, испокон веков встающего перед человеком, требует соответствующей аранжировки — сюжета, который как бы отбросил Борна в прошлое, — из его комфортабельного современного пригородного дома в суровую атмосферу девятнадцатого века времен американских первопроходцев или гораздо дальше — лет этак на тридцать тысяч назад, в снежную пещеру первобытного человека, только что ставшего homo sapiens. Находясь под неослабным впечатлением от идей моего любимого психолога Карла Юнга, мне хотелось создать архитипичные персонажи.

После того как мне стала ясна композиция “Испытания”, я понял, что придется многое узнать о том, как выжить неподготовленному человеку в условиях дикой природы. По своей профессорской привычке я отправился в библиотеку университета штата Айова, где прочитал массу книг на эту тему, но все они меня разочаровали. У меня сложилось впечатление, что большинство авторов попросту опирались на книги своих предшественников и, так же, как и я, сами никогда не были в подобных условиях. В результате я пришел к выводу: если я хочу писать о столкновении Рубена Борна с дикой природой, я должен получить информацию, как говорится, из первых рук. Поэтому я записался на специальные курсы при Национальной школе выживания в Ландере, штат Вайоминг. В течение пяти кошмарных недель я таскал пятидесятифунтовый рюкзак, карабкался по горам, переходил вброд реки, попадал в летние снежные бури, испытал на собственной шкуре, что такое переохлаждение, горная болезнь и внезапные, смертельно опасные ураганы. Я вернулся домой похудевшим на тридцать фунтов, с задубевшей кожей и чувством почтительного страха перед силами природы.

Наконец я сел за книгу. Но по мере написания я почувствовал необходимость в большей насыщенности текста. Вспомнив эссе Филипа Янга, специалиста по --">