Томас Харрис - Черное воскресенье

Томас Харрис Черное воскресенье

Глава 1

Такси из аэропорта, дребезжа, преодолевало недолгий — всего девять километров — путь до Бейрута. Дорога шла вдоль берега, и Далия Айад, не отрывавшая взгляда от моря, видела, как в густеющей тьме белая пена прибоя утрачивает белизну по мере того, как угасают последние отблески света. Она думала об американце: знала — придется отвечать на множество вопросов о нем.

Такси свернуло на улицу Верден и теперь пробиралось сквозь лабиринт улиц и переулков к центру города, в район Сабра, ставший в последнее время обиталищем множества палестинских беженцев. Водитель не ждал указаний. Он взглянул в зеркало заднего вида, осматривая улицу, затем выключил габаритки и свернул в крохотный дворик чуть в стороне от улицы Эль-Нахель. Здесь было совершенно темно — ни огонька. Далия слышала отдаленный шум машин и стрекотание остывающего мотора такси. Прошла минута.

Машину тряхнуло, когда сразу, рывком, распахнулись все четыре двери. Луч мощного фонаря ослепил водителя. Далия, на заднем сиденье, явственно ощутила запах ружейного масла: прямо в лицо ей уставилось дуло револьвера.

Человек с фонарем подошел к задней двери машины, и револьвер исчез.

— Джинни, — тихо сказала она.

— Выходи и следуй за мной, — ответил он по-арабски с сильным горским акцентом.

В тихой бейрутской квартире Далию ждали люди: суровые лица, напряженные позы — прямо военный трибунал. Хафез Наджир, возглавляющий элитное подразделение Джихаз аль-Расд (РАСД) полевой разведки «Аль-Фатаха», сидел за письменным столом. Это был высокий человек с непропорционально маленькой головой. Подчиненные прозвали его Жук-Богомол, делая все возможное, однако, чтобы прозвище не дошло до его ушей. Если вы попадали в зону его пристального внимания, вас охватывал непреодолимый, лишающий сил страх.

Наджир — командир «Черного сентября», и «ближневосточное урегулирование» для него — пустой звук. Возвращение Палестины арабам тоже не вызвало бы в его душе восторга. Холокост, мировой пожар, всеразрушающий очистительный огонь — в это он верил, к этому стремился. Как и Далия Айад.

Двое других стремились к тому же: Абу Али, командующий подразделениями боевиков в Италии и Франции, и Мухаммад Фазиль, эксперт-подрывник, автор и разработчик диверсионного акта, совершенного в Олимпийской деревне в Мюнхене.^[1] Оба были членами РАСД и вместе с Наджиром составляли мозговой центр организации «Черный сентябрь». Ни сами они, ни роль, которую они играют, широко не известны, не осознаются участниками Палестинского движения сопротивления: ведь «Черный сентябрь» присущ «Аль-Фатаху», как присуща страсть всякой плоти.

Именно эти трое решили, что следующий удар «Черный сентябрь» должен нанести в Соединенных Штатах. Составили более пятидесяти планов, все они были забракованы. А тем временем американская боевая техника прибывала и прибывала в Израиль через доки Хайфы.

И вдруг пришло решение. Теперь слово было за Наджиром: если он даст плану свое «добро», осуществление операции ляжет на плечи этой молодой женщины.

Она швырнула джеллабу^[2] на стул и повернулась к мужчинам:

— Здравствуйте, товарищи.

— Приветствуем тебя, товарищ Далия, — произнес Наджир.

Он не поднялся со стула, когда она вошла. Двое других тоже не двинулись с места. За год, что она провела в Штатах, внешность ее изменилась. Брючный костюм сидел на молодой женщине прекрасно, придавая ей непривычный здесь шик. Это их несколько обезоруживало.

— Американец готов действовать, — сказала она. — Не сомневаюсь, что он выполнит все, как надо. Он только этим и живет.

— Устойчив ли он психически? — Казалось, Наджир впивается взглядом прямо ей в мозг.

— Вполне устойчив. Я — его опора. Он знает, что может на меня положиться и целиком от меня зависит.

— Это я понял из твоих докладных. Но шифр не способствует ясности. Есть вопросы, Али?

Абу Али внимательно вглядывался в Далию. Она знала его давно, помнила его лекции по психологии в Американском университете в Бейруте.

— Ты полагаешь, американец всегда мыслит рационально? — спросил он.

— Да.

— И все-таки ты считаешь, что он невменяем?

— Вменяемость и видимая рациональность не одно и то же, товарищ.

— Его зависимость от тебя возрастает? Не бывает ли у него периодов, когда он испытывает к тебе враждебность?

— Иногда он --">